Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

Иштван вскочил на ноги.

— За мной! — скомандовал он. — Прикончим клятую тварь, покуда она пол-леса не подпалила! И с летчиком разберемся. Может, он себе шею не свернул — падать невысоко было.

— Если он куусаманин, то пожалеет, что жив остался, — поддержал Соньи. Когда косоглазые островитяне вторглись на Обуду, парень был еще зеленым новобранцем. Теперь он превратился в ветерана.

— А то ж, — согласился Иштван. — Или мы его прикончим, или отправим в тыл на допрос. — Обыкновенно солдат выбрал бы второе, но последние пару дней связь со штабом была потеряна, и куда отправить пленника, даже если того удастся захватить, Иштван не знал.

Да и взять летчика живым, как он понял, будет непросто. Дракон хотя и рухнул с небес, но был еще вполне жив: должно быть, кроны деревьев смягчили его падение, и теперь казалось, что тварь пытается повалить весь лес в пределах досягаемости. Огнем, однако, ящер не плевался, и это говорило о том, что летчик остается в седле — без непрестанного пригляда дракон спалил бы все вокруг себя.

Кун указал вперед.

— Вот он, — пробормотал подмастерье чародея без нужды: никому, кроме дракона, не мог принадлежать огромный чешуйчатый хвост, изображавший сейчас не то цеп, не то стенобитное орудие. Во все стороны летели щепки.

— Окружайте его, — скомандовал Иштван. — Цельтесь в глаза или в пасть. Рано или поздно мы его прикончим. И посматривайте за седоком. Пока вы будете палить в ящера, летчик может палить по вам.

— Нахожу это крайне маловероятным, — сообщил Кун, но Иштвана послушался, так что ветеран не мог даже обругать его за неповиновение. Впрочем, Иштван и так не мог наложить взыскание ни на кого — неудобство, вызванное невысоким чином.

Чтобы окружить ящера, дьёндьёшцам пришлось расступиться весьма широко — чудовище до сих пор пыталось повалить лес вокруг себя. Самые старые деревья не поддавались. В остальном тварь действовала весьма успешно — бешеный бегемот обзавидовался бы учиненному разгрому.

Иштван осторожно выглянул из кустов. Действительно, ящер был куусаманский, разрисованный небесно-голубым и густо-зеленым. Правое крыло и бок почернели и обуглились. Без сомнения, поединок в воздухе выиграл дьёндьёшский дракон. Однако куусаманин, каким-то чудом удержавшийся в седле у основания шеи, казалось, не пострадал. В руках летчик сжимал короткий жезл, оглядывался нервно во все стороны, ожидая худшего.

На миг Иштван подумал недоуменно, что летчику следовало бы спешиться и затеряться в лесу, но потом солдат сообразил, что ящер, скорей всего, придавит седока, если тот вздумает слезть. Вскинув к плечу жезл, дьёндьёшец прицелился. Но не успел он выпустить огненный луч, как куусаманин выстрелил, но в другую сторону и, судя по хриплому вскрику из глубины леса, попал.

Когда Иштван метнул в куусаманина огненный луч, летчик дернулся, словно от удара. Но даже если выстрел Иштвана попал в цель, разделаться с врагом солдату не удалось. Летчик ударил дракона жезлом, точно стрекалом, и тварь, хотя и раненая, повиновалась. Титаническая башка обернулась к Иштвану, стряхивая выстрелы с огнеупорной чешуи. Челюсти раздвинулись невероятно, невозможно широко, и луженая глотка изрыгнула поток жидкого огня — прямо Иштвану в лицо.

Солдат решил, что ему настал конец. Хотя в небе светило солнце, он вскинул голову, пытаясь разглядеть звезды, которые примут его дух в посмертии. Но поток огня не долетел до цели. Занялись рухнувшие стволы и кустарник. Солдат заслонился от хлестнувшего в лицо жара, однако текучий драконий огонь не коснулся него. Спотыкаясь, Иштван отступил. Горло его болело, опаленное единственным глотком печного жара.

Со сдавленным кашлем он отошел с пути пожара. Пламя будет распространяться, но не быстро — на Обуде в последние недели лил дождь, и лес промок до последней жилки. Дракон лениво отвернулся от Иштвана и снова плюнул огнем. Мучительный вопль возвестил о том, что в этот рад его жертве не повезло.

Иштван снова открыл огонь по летчику, и товарищи последовали его примеру. Наконец, когда словно вечность прошла, куусаманин распростерся на драконьей спине. Жезл выпал из разжавшихся пальцев. Дракон, почуяв свободу, принялся плеваться огнем во все стороны — пока не иссяк запас жидкого пламени.

После этого разделаться с колоссальным ящером оказалось довольно просто, поскольку дьёндьёшцы смогли приближаться к нему без опаски. Когда чудовище раззявило пасть, собираясь окатить пламенем Соньи, тот прожег лучом мягкое небо и кости черепа, испепелив крошечный мозг. Голова дракона поникла, а туловище еще подергалось немного — тварь была слишком глупа, чтобы понять, что ее убили.

Оказавшийся рядом Кун кивнул Иштвану. Тот кивнул в ответ, вздрогнув в изумлении: ему почему-то казалось, что дракон сжег очкарика.

Ученик чародея тоже выглядел удивленным.

— Ты был прав, — заметил он, указывая на мертвого куусаманского летчика. — Эти бесенята взаправду умеют драться.

— Еще бы, — хмыкнул Иштван. — Если бы не умели, как думаешь, сколько времени нам понадобилось бы, чтобы вышвырнуть их с острова?

— Мы их уже один раз вышвырнули с острова, — напомнил Соньи. — Так вернулись, козьи дети. — Он примолк. — Наверное, это о них что-то да говорит.

— Угу, — согласился Иштван. — Они не дьёндьёшцы, конечно, не прирожденные воины — но они мужчины. — Вытащив из-за пояса нож, он двинулся к огромной туше. — Звездами клянусь, я выдерну у этой твари пару зубов. И когда вернусь в родную долину, на шее у меня будет висеть на цепочке драконий клык. Это должно заткнуть тамошних громил.

Он улыбнулся в предвкушении.

Иштван оказался не единственным, кто прихватил сувенир. Кун вырезал из пасти ящера даже несколько клыков.

— Должны пригодиться в чародейском ремесле, — объяснил он. — А как верно подметил Иштван, повешенный на шею зуб дракона служит прекрасным оберегом от хулиганов.

— Мы их заработали. — Руки Соньи были в крови, и вместе с Иштваном он пытался оттереть их пучком травы. Даже кровь дракона обжигала.

— Да, заслужили честно, — поддержал Иштван. — Теперь будем надеяться, что сумеем выгнать куусаман с этого вонючего островка и заполучим его сами.

Миг спустя он пожалел, что высказал надежду, а не полную уверенность. Но, к добру или худу, он слишком долго воевал, чтобы оставаться полностью уверенным в чем-либо.

Под ногами у Леудаста чавкала грязь. То, что у фортвежцев звалось дорогами, ничем не отличалось от ункерлантских трактов: в сухую погоду — пыль, в дождь — болото.

— Погоди, пока снег пойдет, — посулил сержант Магнульф. — Подморозит, так грязь схватится.

— Угу, — согласился Леудаст. — Но зимы здешние помягче, чем у нас на дальнем юге. Бураны один за другим не идут. Так, заглядывают порой.