Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

Беокка сдавленно захрипел.

— Теперь, — выдавил он, — нам крышка.

Леофсиг смог только кивнуть. Его посетила та же мысль, выраженная теми же словами.

Большая часть драконов, отбивших воздушную атаку Фортвега, вылетела без груза ядер, чтобы тяжесть не мешала им двигаться и уворачиваться. Поэтому им вслед со стороны Гоццо ринулась новая стая. Некоторые летчики сбрасывали свой груз с высоты, как обычно делали и фортвежцы — как, сколько известно было Леофсигу, делали все.

Но противник нашел новый способ, по-альгарвейски щегольской. Многие летчики заставляли своих ящеров пикировать на противника, словно беркутов, когтящих мышь. Ядра летели с высоты древесных вершин. Потом драконы выходил из пике и улетали под глумливый хохот пилотов.

Один переоценил ловкость своего зверя. Дракон врезался в землю недалеко от Леофсига, и ядро, которое ящер нес в когтях, лопнуло, испепелив вмиг и зверя, и его всадника.

— Так тебе! — заорал Леофсиг, хотя пилот уже не мог его услышать.

Но соратники погибшего альгарвейца продолжали пикировать на шеренги наступающих, укладывая снаряды с немыслимой точностью. В рядах фортвежцев колдовство прорывало устрашающие дыры.

— Вперед! — кричал командир, но Леофсиг с трудом слышал его сквозь грохот взрывов и звон в ушах. — Вперед, за честь короля Пенды и за Фортвег!

И солдат шагал вперед. Вокруг слышались ликующие кличи, и миг спустя Леофсиг присоединился к ним.

— Стоит нам вступить с альгарвейцами в рукопашную, — крикнул он Беокке, — и мы их раздавим!

— На то похоже, — ответит тот, — если хоть один из нас доберется до Гоццо!

Словно в ответ на его мрачные слова, на головы наступающим фортвежцам посыпались ядра, и далеко не все они — лишь малая толика — были выпущены из драконьих когтей. Пальбу открыли катапульты с городских окраин. Драконы несли более тяжелые ядра, но не могли ухватить и поднять много. Пригнувшись, словно в бурю, Леофсиг бежал вперед, мимо единорога с перебитым хребтом — обожженный скакун бился, пытаясь ползти на передних ногах, и визжал женским голосом.

Фортвежские ядрометы отвечали на огненный град как могли. Но тяжелые катапульты отставали даже от пехоты: повозки забивали узкие дороги, а по пересеченной местности продвигались медленно — ну а становые жилы отступающие альгарвейцы старались перекрыть за собой. Некоторые пути фортвежским магам удалось открыть вновь, но далеко не все. И, хуже того, пикирующие драконы уделяли малоподвижным, ясно видным катапультам особое внимание.

Впереди отряд фортвежских улан столкнулся с альгарвейской кавалерией. Леофсиг испустил восторженный клич, когда снежнобелый единорог фортвежского офицера поднял вражеского всадника на рог, и, скорчившись за кустом, пальнул несколько раз в сторону альгарвейцев. В такой дали трудно было разглядеть, луч чьего жезла тому виной, но солдату показалось, что нескольких рыжиков он все же выбил из седел.

А потом, когда он вдавил палец в ямку на прикладе, жезл отказался палить. Леофсиг оглянулся в поисках маркитантской телеги, не нашел и оглянулся снова — в поисках убитых. На этом поле боя искать долго не пришлось. Подскочив к какому-то фортвежцу, которому уже не понадобится оружие, Леофсиг выхватил жезл из мертвой руки и вновь метнулся в укрытие. Лучи альгарвейцев прочертили бурые линии в траве, но не коснулись плоти.

Все больше фортвежцев подходило с тыла на помошь уланам, и альгарвейские кавалеристы начали понемногу отступать. Леофсиг хмыкнул в мрачном удовлетворении, приближаясь короткими перебежками к густой апельсиновой роще. Нынешняя стычка, хотя и более кровавая, нежели предыдущие, вписывалась в череду схожих боев, последовавших за вторжением Фортвега в Альгарве. Битву в воздухе альгарвейцы, воможно, и выиграли, но земля понемногу переходила к их противникам.

Что-то дрогнуло под глянцевой темной листвой апельсиновых деревьев. Леофсиг находился слишком далеко, чтобы достать врага лучом, слишком далеко, чтобы хотя бы разглядеть его — покуда из тени крон не выдвинулся массивный клин бегемотов. Сверкала под солнцем броня. На спине каждого зверя восседало несколько седоков. Иные бегемоты несли на спинах жезлы тяжелей и мощней, чем мог бы поднять человек; другие волокли переносные катапульты.

Фортвежская армия использовала бегемотов для прорыва укрепленных позиций, выделяя их в помощь пехотным полкам по всей линии фронта. Леофсиг никогда не видел такое количество могучих зверей в одном месте. Зрелище ему очень не нравилось и понравилось еще меньше, когда бегемоты разом опустили тяжелые головы, нацелив здоровенные рога в сторону фортвежцев, и заковыляли вперед — поначалу медленно и неуклюже, но очень быстро они набрали скорость…

И прошли сквозь строй фортвежских улан, словно сквозь солому, стаптывая коней и единорогов. Экипажи на спинах рогатых великанов сеяли хаос и погибель огнем жезлов и пламенем рвущихся ядер. А бегемота остановить было непросто. Броня защищала их от лучей, а прицелиться в седоков — кирасир, как успел заметить Леофсиг, — на движущейся мишени было практически невозможно.

Кавалерия оказалась уничтожена или рассеяна их атакой, как фортвежские драконы — стаей альгарвейских, теперь с удвоенной силой набросившихся с воздуха на позиции противника, уже прорванные атакой бегемотов. Леофсиг выстрелил в солдат на спине ближайшего зверя — выстрелил и промахнулся, а в следующий миг ядро разорвалось рядом с ним. Взрывная волна сбила солдата с ног, швырнув лицом в пыль.

Леофсиг поспешно вскочил снова. Альгарвейская пехота перешла в наступление, устремившись сквозь брешь, прорванную бегемотами в рядах фортвежцев.

Рядом оказался офицер — какой-то незнакомый, но все же командир.

— Что нам делать, сударь?

— Что делать? — эхом отозвался капитан. Выглядел он, словно оглоушенный. — Отступать, что еще? Здесь они нас разгромили. Возможно, мы еще сможем отбиться, хотя как сопротивляться такому…

Помотав головой, он развернулся и побрел на запад, в сторону границы. Ошеломленный Леофсиг последовал за ним.

Не склонный к ложной скромности, маршал Ратарь отлично знал, что во всем Ункерланте его превосходит властью только один человек. Никто из герцогов, баронов и князей не мог сравниться влиянием с главнокомандующим армией конунга Свеммеля. Никто из придворных в Котбусе не мог близко сравниться с ним, и никому из дворцовых подличателей не удалось заставить конунга усомниться в верности Ратаря — а пытались многие.

О да, властью маршал уступал только самому Свеммелю. Когда Ратарь проходил коридорами похожего на крепость дворца, высившегося на холме в центре столицы, сердца придворных преисполнялись зависти. Зеленая лента, наискось пересекавшая сланцево-серый мундир, говорила о высоком положении тем, кто не узнавал суровые, резкие черты маршальского лица. Женщины, почитавшиеся прекрасными, находили это лицо привлекательным. Ратарь мог бы овладеть многими из этих женщин — включая и тех, чьи мужья желали его погибели. Если бы маршал мог с уверенностью определить, кого из этих дам притягивал мундир, а кого — мужчина под мундиром, он получил бы куда больше удовольствия от этого занятия.