Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

— Да пребудет с тобою удача!

— Благодарю, сударь! — крикнул в ответ Корнелю.

Он похлопал Эфориель по гладкому боку — уже более настойчиво. Под кожей левиафана прокатилась мощная волна, и одним ударом хвоста Эфориель оставила позади гавань Тырговиште, а с ней пять главных островов архипелага Сибиу. Путь ее лежал к альгарвейскому берегу, за добрые пять десятков миль открытого моря.

— Сюрприз… — пробормотал Корнелю и сам с трудом себя услышал: волны плескали в лицо. Перед выходом в море сибианские флотские чародеи наложили на капитана заклятье, позволявшее добывать воздух из воды, словно рыбе (вообще-то ученые настаивали, чтобы чары действовали иначе, чем жабры, но эффект получался именно такой, а больше моряка ничего не волновало).

Без сомнения, альгарвейские корабли патрулировали становые жилы, чтобы не позволить сибианским и валмиерским фрегатам совершать рейды на Фельтре — город, который служил главным портом Альгарве на Узком море, покуда король Мезенцио не наложил свои лапы на Бари. Герцогство могло похвастаться несколькими превосходными гаванями. Теперь, когда они попали в руки альгарвейцев, сдерживать флот короля Мезенцио будет куда сложнее.

— Но я-то не по становой жиле плыву, — прошептал Корнелю и фыркнул соленой водой.

Эфориель в своих передвижениях не зависела от силовых линий земли. Она перемещалась своими силами и сама выбирала путь. Никто не будет искать ее, пока не станет поздно.

Эта мысль едва промелькнула в голове у подводника, когда у него захолонуло сердце: в нескольких сотнях локтей впереди над волнами поднялся фонтан. Неужели по нелепейшей случайности его путь пересекся с маршрутом какого-то альгарвейского подводника, намерившегося учинить разгром в Тырговиште или другом сибианском порту?

Потом животное показалось над водой, и Корнелю вздохнул с облегчением: то был всего лишь кит — пузатый, будто обрубленный, больше похожий на несоразмерно головастую рыбу-переростка. Родичи Эфориели были куда стройней: с вытянутыми черепами, больше похожие на змей, если бы не грудные и хвостовые плавники.

— Давай, милая! — Он снова шлепнул зверя по спине. — Нам бояться нечего — это всего лишь твои бедные родственники.

Эфориель снова фыркнула, как бы говоря, что и сама поглядывает на китов сверху вниз, и тут же свернула, врезавшись в стаю скумбрии. Корнелю с трудом удержал ее на курсе, не позволяя метаться туда-сюда за добычей. Левиафан и без того не голодал, но в мозгу Эфориели сохранилось твердое убеждение, что если бы ее отпустили на волю, то она могла бы поймать куда больше.

Огромный зверь мог бы и не подчиниться командам наездника, а тот бессилен был его остановить. Но этого Эфориель как раз и не осознавала — хорошо обученное животное, с младенчества привыкшее повиноваться командам слабых мелких созданий, цеплявшихся за ее спину.

Корнелю больше волновался, как бы в погоне за рыбой Эфориель не устремилась в глубину. Заклятье позволило бы ему не задохнуться под водой, но левиафан способен был погрузиться глубже, чем способно выдержать человеческое тело, и вынырнуть так быстро, что у наездника вскипела бы кровь в жилах. Левиафаны были приспособлены к жизни в море куда лучше, нежели люди.

Вскоре, однако, стая скумбрии рассеялась, и Эфориель вновь легла на курс. Лишь единожды на своем пути Корнелю заметил вдалеке корабль на становой жиле: сибианский или альгарвейский, подводник не мог бы сказать. Здесь, в нейтральных водах, судно могло принадлежать любому из соперников. Но к о чьему бы флоту ни было приписано судно, на борту никто не заметил ни Эфориели, ни ее седока. Подводники не тревожили тока чародейных сил по жилам земли. Даже древним каунианам под силу было бы повторить их достижение, если бы взбрело в голову, — хотя древние не умели делать ядра и не открыли еще чар, позволяющих дышать под водой.

Кое-кто в Сибиу предпочел бы союзу с потомками кауниан подчинение Альгарве. Корнелю фыркнул совершенно как левиафан. По его мнению, кое-кто в Сибиу был большой дурак. Небольшая держава сливалась с великой совершенно так же, как баранья нога сливается с тем, кто сидит за обеденным столом, — после трапезы от нее останутся голые кости.

Нет, Валмиера и Елгава — союзники куда более приятные. Если они сядут за один стол с островитянами, то будут смотреть на Сибиу как на сотрапезника, а не как на главную перемену.

— Если бы наши острова лежали напротив побережья Валмиеры, было бы иначе, — сообщил левиафану подводник, — но мы прикованы к своему месту, и ничего с этим не поделаешь.

Эфориель не спорила — черта, которой подводнику остро не хватало в людях, с которыми ему приходилось работать. Корнелю одобрительно похлопал морское чудовище по гладкому боку. И почти сразу же, будто в подтверждение его слов и против невысказанных возражений левиафана, на горизонте показался южный берег Альгарве. Корнелю притормозил Эфориель, чтобы оценить свое местоположение, — оказалось, что они забрали слишком далеко на восток. Потом левиафан устремился вдоль берега, покуда вдалеке не вспыхнул огонь маяка у входа в фельтрейскую гавань.

Корнелю позволил зверю отдохнуть. Последние лучи зари угасали в небе, но в гавань следовало заплывать ночью, чтобы морского зверя трудней было заметить. Конечно, время от времени Эфориели придется всплывать за воздухом, но в темноте ее легко будет перепутать с дельфином или морской свиньей. А у людей есть привычка видеть то, что они ожидают или хотят увидеть. Корнелю усмехнулся про себя. Именно этой привычкой он и собрался воспользоваться.

Ночь опускалась на Фельтре, но фонари не горели вдоль улиц — город погружался во тьму наравне с окружающими его полями. Корнелю ухмыльнулся еще шире. Обитатели города делали все, что в их силах, чтобы защититься от ночных налетов со стороны Сибиу и Валмиеры. Но то, что сбивало с толку драконов, делало порт более уязвимым при атаке с моря.

Когда сумерки сгустились, подводник вытащил из мешка и натянул застекленную маску. Потом шлепнул Эфориель по спине, понукая. Хвостовой плавник левиафана заработал — вверх-вниз, вверх-вниз, и чудовище устремилось вперед.

Корнелю соскользнул с ее спины, придерживаясь только за упряжь — так альгарвейским патрульным пинасам трудней будет его заметить, а подводник знал, что вдоль становых жил укрытую от волн гавань станут бороздить маленькие быстрые суденышки. Любая держава защищала подобным образом свои порты.

Но подводник вынужден был поднимать голову над водой, чтобы определить, где стоят у причалов самые соблазнительные мишени, а еще чтобы не одарить по случайности пристяжным ядром купеческий корабль из Лагоаша или Куусамо. Корнелю едва не заскрипел зубами от злобы при мысли о самодовольных обитателях огромного острова, возомнивших, будто никто не осмелится нарушить их торговлю с Альгарве из опасения вовлечь в войну на стороне короля Мезенцио — к несчастью, возомнивших не без основания.