Татьяна Каменская - Ожидание

Володя смотрел в глаза Ники, и она, чувствовала, как одурманивает её этот нежно-го-лубой свет. Боясь уступить, она медленно покачала головой.

— Нет? Но почему?

— Меня ждёт работа!

— Работа? Вот это ты называешь работой? Перетаскивание сумок с тряпьем из одного места в другое! И это твоя работа?

— Да, это моя работа! Этим я живу, кормлю детей, одеваю их, а также и себя. Покупаю кой-какие материальные ценности… — отчего-то злясь, перечисляла Ника.

— А ещё гробишь себя! — мрачно добавил Володя, уставившись вниз, на свои доро-гие кожаные ботинки, заложив руки за спину.

Ника молчала. Что можно было сказать в ответ?

— А что же твой муж, что он делает? — не глядя на Нику, спросил Володя.

— Он умер!

— Что?

Мужчина вдруг рванул к себе Нику, и больно сжимая её плечи, срывающимся голосом проговорил:

— Почему же ты молчала? Почему?

— Потому, что ты не спрашивал меня об этом. Да и что бы это дало, в конце концов?

Отчего-то Ника оглянулась и увидела, что проводницы, две молоденькие девушки в оди-наковых форменных темно-синих пальто, смотрят на них с нескрываемым любопытством.

— Отпусти меня! — тихо попросила Ника.

— Да, да! Извини! — Володя опустил руки и тут-же вновь заложил их за спину.

— Так о чём ты хотел поговорить со мной? — спросила Ника, потирая застывшие ладо-ни, и стараясь не смотреть на мужчину, который, в свою очередь теперь не отрывал сво-его взгляда от её лица.

— Я хочу попросить…чтобы ты не исчезала. Чтобы знала, что я могу прийти к тебе на помощь всегда, в любую минуту…

— Это из-за меня, или из-за дочери ты так просишь…

— Из-за вас обеих. Вы обе мне дороги… очень…

— Хватит! Не говори так много лишних слов! — опять злясь, произнесла Ника.

— Девушка! Через пять минут поезд отправляется. Заходите! — сурово заявила одна из проводниц, вместе с тем, с любопытством и интересом глядя на Володю.

— Она сейчас войдёт! — Володя опять положил свои руки на плечи Нике.

— Какие у него сильные руки! — думала женщина, глядя в глаза мужчине. В его уди-вительные глаза нежно-голубого цвета, сияние которых он подарил своей дочери.

— Я хотел бы поговорить насчёт Геры…

— Что? Нет! Это запретная тема для нас с тобой.

— Но я хочу помочь тебе и ей.

— Ах, оставь это…

Ника вырвалась из объятий Володи и быстро пошла к вагону.

— Ника, я приеду…скоро! — мужчина шёл следом.

— Я не пущу тебя! — бросила женщина и вошла в вагон.

Состав слегка дернулся и потихоньку поплыл вдоль перрона.

Володя шёл следом за движущимся вагоном, и грустно смотрел в глаза Нике, застывшей в дверях.

— Я приеду! — повторил он.

— Бесполезно! — ответила она, и, отвернувшись, пошла вглубь вагона.

ГЛАВА 38.

— Гера! Так вот насчёт кого он хотел поговорить со мной. Интересно, что же он хочет предложить? Четырнадцать лет воспитывать ребёнка, а потом…Нет, он не получит её, пусть не приезжает. Гера и Данил теперь смысл её жизни.

— А он, Володя? Неужели он стал тебе так противен, что ты даже не рада этой встре-че? Неужели ты не почувствовала, как дрожало твоё сердце, которое готово было выпрыг-нуть из груди…

— Нет! Нет, всё это глупости! Кажется, я просто немного переволновалась. А так, всё бы-ло довольно холодно. И если Володя пришёл в волнение, узнав о смерти Анатолия, то это вполне объяснимо. Как он мог допустить, чтобы его родная дочь жила в нищете. Хо-тя сейчас всем несладко, а особенно переселенцам.

Конечно, Володя мог бы ей помочь. Ведь он, как слышала Ника, занимает очень высо-кий пост. О, если бы она только пошевелила пальчиками, то навряд ли, таскала сейчас эти огромные сумки, возилась бы со своим магазином и прочей малоприятной чепухой.

Ах, если бы она только захотела! Но… ей ничего от него не надо! Ничего! Прошло то вре-мя, когда она ждала чего — то, надеялась… Ах, глупая!

Как хорошо, что к сегодняшнему дню она сумела хоть немного остудить своё сердце. Дав-но пора! Хотя… хотя в памяти всё время всплывают небесно- голубые глаза Володи, ко-торые в последний момент расставания стали такими грустными, растерянными.

Так отчего же щемит сердце, отчего так горит оно, словно к нему приложили кусочек раскалённого железа? Ах, это сердце! Глупое, глупое! Вечно оно чем-то выкажет себя! Успокойся! Внемли голосу рассудка, голосу разума, и сделай выводы…

— Уф! Наконец то она дома!

Ника втянула сумку в прихожую, бросила игрушечную собаку на софу, и, сняв сапоги с ног, опять облегченно вздохнула. Итак, первым делом в ванную. Смыть с себя дорожную пыль и усталость, а потом заняться сумкой. С вещами ей придется долго возиться. Ра-зобрать, погладить…

Включив воду, Ника стала раздеваться. А через полчаса, облаченная в свой любимый ро-зовый халат, она вышла из ванной и направилась в спальню. Проходя через зал, она вдруг увидела раскрытые дверцы шкафа, и упавшее на пол бельё, полотенца, салфетки.

Ника замерла, с недоумением глядя на этот беспорядок. Странно, неужели дети приез-жали от бабушки, и что-то искали в шкафах? Что? И для чего? У каждого в своей комнате имеется шифоньер, и в зале их ничто не должно интересовать. Дети знают это отлично! И даже если им что-то понадобилось здесь в зале, странно уже то, что уходя, они оставили после себя непозволительный беспорядок.

— А может, это вовсе не дети? — мелькнула в голове мысль, и затравленно оглядыва-ясь, Ника на цыпочках прошлась по комнатам, заглядывая под койки, отдёргивая тя-желые шторы.

В доме было тихо. Тихо так, что казалось, вот-вот ещё секунда, и эта тишина взорвется, наполненная чем-то ужасным и диким.

— Всё! Хватит! — прошептала Ника. — Сколько уже может мерещиться всякая чушь. Ско-рее всего, уезжая, она сама открыла все шкафы, да так и оставила, забыв о них.

Стянув с плеч полотенце, она отбросила его на кресло, и, массируя руками ещё не про-сохшие волосы, прошла в свою спальню.

Наверное, она что-то почувствовала… Нет, скорее всего, увидела, что её постель как-то странно выглядит. Хоть и заправлена, но подушки накрыты накидкой совсем по иному. И всё здесь выглядит так, словно кто-то чужой старательно пытался выправить уголки на покрывале, придать стройную пышность подушкам…

Ника подошла к кровати и задумчиво уставилась на покрывало. Вдруг резким движе-нием она сдёрнула его вместе с одеялом… и дикий вопль, раздавшийся вслед за этим, гулким эхом пронёсся по притихшему дому.

Вся постель была залита кровью!

— Нет! О, Боже, нет! — шептала Ника, с ужасом глядя на огромное бордово- красное пятно, ярким пламенем горевшее на белой простыне.

В доме было тихо, даже слишком тихо, и в этой тишине ясно нарастал громкий стук её сердца. Этот стук не давал дышать, он бил по нервам, бил по вискам, бил по голове. Ка-залось, ещё секунда и её голова разорвется на части от этого стука…