Марина Ефиминюк - Магические узы

− Имя, − наконец, вымолвила оператор, пристально изучив окровавленную повязку из носового платка на моей руке.

− Я, знаете ли, забыла спросить, когда он в меня стрелял, − отчего-то злясь, процедила я.

− Твое имя, детка, — снисходительно фыркнула страж.

Кажется, теперь красными стали даже уши.

− Истомина Веда Владимировна, — отчаянно потея, пробормотала я.

Женщина промычала в ответ что-то невнятное и набрала на зеркале коммуникатора, спрятанного под крышкой стойки, какой-то номер. Закатив к потолку глаза, она нетерпеливо дожидалась ответа.

− У меня тут случай номер девять, − недовольно заявила она неизвестному собеседнику и еще раз придирчиво осмотрела меня. — Да, нет. Стоит, вроде, нормально. Даже своими ногами пришла…

Положив трубку, оператор неожиданно расплылась в подозрительно ласковой улыбке, сделавшей ее похожей на старую черепаху, и пропела, указывая в сторону гоблина:

− Деточка, посиди на лавочке.

Остроухий рецидивист, давно устроившийся на прежнем месте, тут же радостно закивал и любезно подвинулся.

− Я лучше постою, − буркнула я, отходя, чтобы пропустить промчавшегося тролля в форме служителя порядка.

− Номер девять! — крикнул кто-то.

Усатый страж тот, что унаследовал отцовский рабочий стол, махнул рукой, приглашая меня за стойку с оператором. Прижав понадежнее ридикюль, я направилась к работнику, про-пуская суетившихся блюстителей городского спокойствия. В тот момент двое стражей разгля-дывали карту города, и по их велению изображение резко сложилось, а проекция отразила сильно увеличенный квартал. Появились автокары и крошечные живые фигурки пешеходов, прямо сейчас прогуливающихся у торговых лавчонок по мощеным улочкам.

Я послушно просеменила за стражем, одетым в несвежую белую рубаху. Под мышкой на кобуре, опоясавшей его круглые плечи, висел самострел.

− Садись, − указал мужчина на шаткий стул, а сам расположился напротив. Он поспеш-но сложил развернутую во всю ширину простыню газетного листка с отпечатками пальцев на странице.

− Ну, глаголь, Веда Владимировна Истомина, — предложил страж, устало вздохнув. Под бумагами стояла полная окурков пепельница, и складывалось ощущение, что моему безмерно грустному собеседнику до икоты хотелось закурить.

− А что значит 'случай номер девять'? — уточнила я, подозревая правильный ответ.

Страж помолчал, а потом все-таки хмыкнул в усы:

− Дамочка, которая видит в каждом встречном убийцу.

− Угу, — кивнула я, быстро облизнув губы, — значит, к моему огромному сожалению, я не являюсь номером девять. Потому что меня действительно пытались убить.

Блюститель порядка расплылся в понимающей улыбке, такой всегда успокаивают ду-шевнобольных, чтобы они не буйствовали.

− Да, я же верю, − протянул он ласково. В голосе слышались крайне осторожные нотки, чтобы не спровоцировать безумную, то есть меня.

− Это хорошо, − я отвернулась к окну, через полоски ткани едва-едва пробивались сол-нечные лучи, и они вырывались острым желтоватым свечением, золотя пыльные ставенки. — Вы ведь знаете о вчерашнем инциденте на станции 'Отрадное' в подземке? Там служитель Исторического музея Ерш Цветков упал под поезд, — я помолчала и повернулась, добавив вкрадчиво: — или его убили…

От моих тихих слов с лица стража сошла показная веселость, уступив место присталь-ному вниманию. Глаза сузились, и мужчина подобрался, чуть подавшись вперед.

− А потом неожиданно к середине дня все упоминания о несчастном случае исчезли, − продолжила я.

− Но причем здесь… — страж непонимающе изогнул кустистые брови.

− То, что меня пытались убить? — уточнила я, разглядывая желтоватые от табака усы над сжатыми губами блюстителя порядка. — Перед тем, как упасть под поезд, он подкинул мне ста-ринную побрякушку, и теперь за этим украшением, кажется, гоняется весь город…

После моих слов страж поменялся в лице. Он судорожно схватился за трубку коммуни-катора, от поспешности сбросив на пол бумаги, потом осторожно положил ее обратно и едва слышно выдавил, словно у него запершило в горле:

− Эта вещь?..

− Очень занимательный браслет.

− Он у тебя сейчас? — воровато оглянувшись через плечо, переспросил страж.

Внутри заныло от дурного предчувствия. Внезапно стало понятно, что я напрасно при-шла в Ратушу, пытаясь найти защиты и помощи.

— Нет, — ложь далась с поразительной легкостью, ни один мускул не дрогнул, — вчера в дом моих родителей ворвался неизвестный и забрал браслет. Сегодня в меня стрелял другой человек или фейри. В темноте не разглядела, на нем был плащ с капюшоном.

— Ты уверена? — быстро переспросил собеседник, облизнув пересохшие губы. До меня донесся стук обутой ноги, заходившей в неуемной нервной пляске.

— Уверена ли я в том, что в меня стреляли? — уточнила я, тщательно скрывая ехидство. В голове уже сложился план побега из Ратуши.

— В том, что отдала настоящий браслет, — с каждой секундой страж дергался сильнее. Подмышками проявились влажные потливые круги, и мужчина оттянул перепачканным в чер-нилах пальцем воротничок рубашки.

— Когда на тебя наводят оптический самострел, отдашь не только чужой браслет, но и последний алтын, — поделилась я невесело. От напряжения мои руки так сильно сжимались в кулаки, что ногти впились в ладони.

Меж нами повисло молчание, лишь прерываемое тяжелым дыханием блюстителя порядка, вероятно, много курившего. Жаль не получалось пустить слезу, чтобы убедить стража в моей безвредности.

— Если вы не против, мне бы в дамскую — наконец вымолвила я и продемонстрировала перепачканную кровью руку.

Страж, спохватившись, вскочил, словно выходя из глубокой задумчивости.

— Ты иди, там легко найти, — он указал на длинный коридор, куда вел проход без двери, только петли все еще торчали на косяке, — а я позвоню пока. Не заблудишься? — уже в спину донеслось до меня.

Я быстро оглянулась и покачала головой:

— Нет, я здесь неоднократно была!

Блюститель порядка, лихорадочно хлебнувший из кружки остывший травяной настой, поперхнулся.

Выскочив в длинный коридор, заполненный движением и суетой, я быстро направилась в сторону лестницы, ведущей во внутренний дворик. Меня лихорадило, и в голове крутилась лишь одна мысль — не встретить бы старых отцовских сослуживцев! Хотя за пять лет отставки все лица в общей приемной поменялись.

Хлопали двери, переговаривались люди. Коридор прыгал перед глазами, и от волнения в ушах стоял постоянный навязчивый звон. На мгновение я позволила себе оглянуться, боясь об-наружить погоню, и в следующий момент со всего маху столкнулась с высокой девушкой в форме. Ридикюль выпал из рук, и по пыльному полу разлетелись мелочи, шлепнулись позабы-тые позавчерашние бутерброды.