Марина Ефиминюк - Магические узы

Страж, для чего-то воровато оглядевшись по сторонам, быстро провел рукой по пента-грамме, светившейся на стене напротив камеры, и невидимая перегородка, ослепив на мгнове-ние, вспыхнула, чтобы исчезнуть.

− Тебя ждут наверху, − кивнул мужчина, и от его слов у меня екнуло сердце.

Мы шли по длинному темному коридору, и над нашими головами летел световой шар, отчего на полу растягивались уродливые тени. По лестнице я поднималась уже на непослуш-ных ногах, словно бы слепленных из мягкой глины. Страж распахнул дверь, пропуская меня вперед в маленькую теплую комнатушку, и подтолкнул в спину, когда я замерла на пороге.

Ратмир в знакомой натянутой до бровей шапочке, для удобства закинув одну ногу на колено, сидел на стуле и просматривал газетный листок. В животе моментально запорхали ба-бочки, и решительность окончательно покинула меня.

− Шевелись, − раздраженно буркнул страж сквозь зубы. Ветров, словно бы нехотя, ото-рвался от чтения новостной колонки. Его взор задержался на моем лице, заставляя испуганно поежиться. Мы встретились глазами, и Ратмир равнодушно отвернулся. На меня тут же нахлы-нуло чувство вины за проваленное задание.

− Привет, − только и пробормотала я, опуская голову, как нашкодивший отрок.

− Забирай его, Ветров, − прошипел блюститель порядка, − и валите отсюда, пока не за-секли. Я и так рисковал!

Ветров, кивнув в безмолвном согласии, отбросил газетный листок на низкий обшарпан-ный стол и поднялся.

− С меня причитается, − бросил Ратмир небрежно и, коротко кивнув мне, вышел. За его спиной хлопнула дверь с закрашенным белой краской стеклом. В первый момент я так растерялась, что только сумела ушами пошевелить, а уж потом, чувствуя себя последней ослицей, бросилась ему вдогонку.

На город опускались сумерки. Небо посерело, и нагретый весенним солнцем воздух медленно остывал. Вспыхивали многочисленные огни вывесок, а тянувшаяся по тротуарам толпа напиталась рассеянной усталостью прожитого дня. Ветров заговорил, когда мы спуска-лись по мраморным ступенькам к оставленному рядом с тротуаром спортивному автокару.

− Если бы в прошлую пятницу ты не сбежала из Ратуши, − сухо произнес Ратмир, не глядя на меня, − то все бы закончилось гораздо раньше.

Я семенила за мужчиной, не смея произнести и слова. В ушах от стремительности сви-стел ветер, и от сожаления хотелось удавиться. Наверное, я бы отдала полжизни, чтобы загла-дить свой промах.

− Я как раз поднимался по этой лестнице, когда ты надевала на руку браслет, − продол-жил мужчина, не собираясь щадить мои чувства, − и не успел.

− Жаль, − пробормотала я, пряча глаза, когда забиралась в автокар.

− Мне тоже, − кивнул Ветров и хлопнул дверью, отрезая от меня уличные живые звуки.

На одно мгновение стало холодно, как будто меня снова закрыли в промозглом подземелье. В действительности я не сожалела ни об одной из прожитых за эти сумасшедшие дни минут. В отличие от Ратмира.

Уже усевшись за руль и заведя мотор, он устало растер лицо ладонями и пояснил:

− Извини, что не вытащил раньше. Твой портрет совпал с лицом какого-то сбежавшего на прошлой седмице воришки.

− Понятно, − пробормотала я, опуская голову, и немедленно пожелала оказаться в дру-гом месте, главное подальше от ледяного безразличия, исходившего волнами от собеседника.

Мы неслись по знакомым центральным проспектам города, ловко маневрируя в кипучем потоке. Мгла, расцвеченная яркими огнями, сгущалась, и фонари разгорались все сильнее. За окошечком автокара проплыла большая наводненная праздно шатавшимся народом площадь перед памятником погибшему на дуэли поэту. Струи музыкального фонтана вспыхивали яркими красками, даря зевакам сказочное зрелище. Впереди замаячило здание 'Веселены Прекрасной', и из него выходили припозднившиеся клерки.

Мысленным взором я проникла в светлый холл, который видела, казалось, в прошлой жизни. Пробежала взором по портрету старика, в чьем особняке на пару со старшим братом мы устроили погром, снова полюбовалась старинными часами… И тут мое сердце бросилось вскачь, бешено и дико. Лосиан Толтеа говорил: 'Самое дорогое таится в часах'. Если быть точнее, то в старинных напольных часах с позолоченным колоколом! Тех самых, что исправно каждый день отбивали полдень и с укором указывали мне на опоздания! Брякающий звук раз-носился по всей конторе, а внутри вибрировало старинное украшение − жемчужина коллекции безумного собирателя осколков Мировой войны! В голове прояснилось, крошечные кусочки мозаики встали на свои места, и радость вспыхнула ослепительным сиянием.

− Я знаю, где спрятан браслет! − дрожа от возбуждения, выдохнула я, прервав долгое тяжелое молчание, висевшее хмурым облаком в салоне автокара.

− В 'Веселене Прекрасной', − не оборачиваясь, бросил Ратмир и раздраженно нажал на клаксон, чтобы привлечь внимание зазевавшегося водителя, пытавшегося, не глядя в зеркальце заднего видения, перестроиться перед нами.

С моего лица медленной улиткой сползала торжествующая улыбка, и внутри нехорошо сжалось.

− Надо же…

− У нас с тобой есть серьезный разговор, − продолжил Ветров, сведя у переносицы бро-ви.

Непроизвольно я выпрямилась на сиденье, с ужасом чувствуя, что вокруг творится не-что крайне плохое и убийственно неправильное, и произнесла, едва шевеля губами:

− Говори.

Обычно его серьезные разговоры заканчивались для меня большим расстройством.

− Когда вернемся в студию.

− Ты боишься, что от новостей я на полной скорости выпрыгну из автокара? − нервно хохотнув, спросила я, и сглотнула пересохшее дерущее наждачной бумагой горло.

− Не исключаю, − последовал скупой ответ, и мне стало совсем нехорошо.

К тому времени, когда мы добрались до студии, похожей на музей современного искус-ства, я до крови обкусала губы, до мяса ногти, и меня порядком трясло от дурного предчувст-вия. Ратмир постучал, терпеливо дожидаясь, когда нам откроют. Дверь распахнулась, выпустив в тихую темную парадную звук работающего видения. На пороге стояла Свечка, худенькая и высокая, и от одного взора на мое зеленое осунувшееся лицо и огромные уши она просветлела:

− Тебе идет, уродец, − растянула она накрашенные кармином губы в змеиной улыбке.

Появление в убежище нежданной гостьи лишь укрепило смятение, завладевшее мной.

− Тебе бы пошло больше, − буркнула я, не настроенная на взаимный обмен колкостями и гадостями. − Ты теперь опять в команде?

− Нет, − она осклабилась еще шире, сверкнув белыми зубами. − Я здесь ради страховки.

Тайный смысл ее слов царапнул, и в голове тренькнул тревожный звоночек. Волнение стало совершенно непереносимым. Уши затряслись, как проклятые, выдавая внутренний над-рыв.