Вадим Климовской - Марш Обреченных. Финал

Илена с молодых лет не очень часто посещала столь одиозное и специфическое место, коим именовался Бародж. Бародж — столичный парк массовых посещений. В дни ее юности король Риште обустроил километровую городскую землю под общественные аттракционы отдыха для простого и состоятельного жителя государства. Благо земля Южных Губерний на то время была богата на диковинки. Народу всегда хотелось с интересом на что-то посмотреть, развеяться. После кончины короля и падения короны, многое поменялось, хоть и оставило за собой старые привычки и традиции. Взгляды магистрата и совета постепенно исказили и исковеркали старую обыденность Лафима, внеся собственные интересы и аппетиты, фантазия "вождей" ушла далеко за границы идей старого правителя Лафим и планы по Бароджу, как уютном уголке досуга и отдыха, чиновники проглотили с жадностью пустынных тварей, преобразив под прихоти рынка денег и законам торговли. В наши дни от прошлого Бароджа осталась сама идея, как о парке, в который можно прийти и, поглазев на чудеса и извращения природы, под градом впечатлений разойтись по домам; в остальном, магистрат и Торговая палата и здесь приложились на полную катушку, возжелав наполнить до отказа необъятные кошельки. Зверинцы Бароджа превратились в аттракционы смелости, дерзости и азарта, — став соперником той же Фодарской арены, лишь менее масштабной и зрелищной, чем являлся амфитеатр. В конечном счете, оба объекта потянули к себе массы людей, зрителей, что создало два противоборствующих без битв и сражений лагеря выкачки денег, тотализаторов.

Илена скользила по превращенному Бароджу омерзительным щупом, негодующим пламенем, в миллионный раз, убеждаясь, что в подземельях Фодарской арены, они все сделали правильно. Хотя возможно даже и обошлись с покойным Ламасом несколько мягче, чем следовало в результате. Но разве об этом стоило печалиться? Правильно, эффект они заполучили — столица потихоньку пробуждалась, а магистрат зашевелился, еще в целом не понимая причину напряженной суеты. Ощущая прикосновения нечто неясного и карательного, и Илена уже скоро готова была им закричать в лицо… Яростно и горячо! "Расплата пришла, сукины сыны!" — погружая стальной клинок по самую рукоять.

Администрация Бароджа и управление магистрата оцепили парк плотным кольцом, превратив общественное мероприятие в закрытый пассаж. В щите стражников и армейских подразделений Илена углядела для себя явную нервную суматоху, что навевало на отдельные размышления: государственный аппарат задергался и забушевал оглушенный пропажей одного из молодых сотрудников, да еще кого! — сыночка главного из "вождей"! Из обыденного конфуза дело переросло в правительственную проблему. Можно с точностью сказать — Тревор Ешкан поднял на ноги все службы, бросив на поиски своего драгоценнейшего отпрыска.

Илена от этой мысли испытала некий прилив торжества, и вместе с тем зарождающуюся волну силы, отваги и могущества. Попался паук! Попались мышата!

Банкетная зала разместилась в трехэтажном сооружении, построенном над обширным вольером, окруженным решетчатым парканом. Магистрат почему-то решил, что светские беседы и правительственную демагогию можно со вкусом совместить с нервирующим душу зрелищем, каким буйствовало дно вольера. По мнению Илены, их давно, магистров, как один, следовало лечить. Своими выходками и поступками они паразитировали нормальное общество негативными действиями и примерами. А вместе с ними и Илена, медленно превращалась в затаенного хищного зверька.

Ей обдумано отвели место подальше от панорамного вида — те места заняли "сливки" общества, упиваясь вакханалией на дне преисподней, Илена и с этого, предложенного великодушной администрацией номера, прекрасно видела утопическое безобразие Бароджа. Что хорошего в том ужасе, она не понимала, но окружающие ее люди просто купались в океанах визгов и воплей. Для жителей Лафима вот такие события и мероприятия превратились в обыденность. То есть кровь и схватки — нормой каждодневной жизни. Наркоманы смертей! Магистрат и Торговая палата подсадили горожан на адреналиновые коктейли. Без допинга и дня не прожить!

Ее усадили возле Розарии Эстальн и Роджека Тальна таких разных и непохожих за характером друг на друга, но идеальных по представлению Илены кандидатов на участь, постигшую Ламаса, тоже высокомерие, болтливость и наглость. Стоило Розарии и Роджеку понять, кто составляет им компанию на банкете, и в мгновение ока болтуха переменилась, став языкатой язвой, а Роджек всеми способами стал ей подначивать и вставлять двусмысленные словца и фразочками, от которых жаба-Розария похотливо хохотала и кокетничала. Роджек же многозначительно поглядывал украдкой на Илену, проверяя какое действие производят его выражения на госпожу Лафимскую, ему было невдомек, что его вольное вульгарство действовало на нервы Илене, и она частенько отворачивалась, больше наблюдая за копошением в вольере и редко краснея от крайне тупых глупостей Тальна.

— Господин Ешкан, будьте, уверены, такое больше никогда не повторится! Завтра же я лично решу эту проблему…

Хохот за соседним столиком поглотил концовку рыданий губернатора Кина. За главенствующим столом восседали в парадных костюмах и мундирах: Тревор Ешкан, Тиберий Форт и Юржан Невольч — не разлучные вовек. А с другой стороны того же стола: губернатор Кин, огромный и массивный; рядом — губернатор Ложич, маленький и щуплый. Кин отдувался и изрядно потел. Его густой бас слышался на трех платформах, и этим открыто развлекались гости вокруг. Илена неожиданно вспомнила, что выговором Кина и Ложича обещал заниматься сам лично сынок Тревора Ламас, но исчезновение последнего не только перекрутило карты, но даже гуще разъярило Тревора и допрос неудачников принимал крутой оборот.

— Сейчас Тревор их четвертует, благо Кину этим уже не испортишь. Вряд ли он последние десять лет хоть какой-то частью тела пользовался в полную силу, кроме естественно желудка, — в полголоса заявил неугомонный Роджек.

Илена чуть не подавилась глотком вина, игристым и розовым, вкус показался ей приторным и горьковатым или это последствия дурных шуточек Тальна?

Не в пример ей, сударыня Розария голосисто визгнула и сразу же азартно загоготала, покачиваясь на стуле. Реперт Харуз и Лойф Жонак, сидевшие за следующим столиком опасливо на нее оглянулись, переживая за душевное состояние светской… дамы. Илена спрятала за салфеткой оскомую гримасу. Лошадь! О манерах и этикете в Лафиме не столько забыли, сколько и вовсе не имели представлений и понятия, что где-то вообще существуют приличия и правила поведения.

— Про какую это часть тела, вы дорогой Роджек, имеете в виду? — повелась на его игру развратная курица.