Мария Хлодвиг - Хелена

Шэйн нервно рассмеялся. Наш разговор и то, что за ним стояло, явно не доставлял ему удовольствия.

— Как будто мне делать нечего. Я бы оставил всё как есть, но тебе желают помочь — моими руками. Даже подружке твоей соврать пришлось, чтобы она не подняла шум.

"Я всегда подозревала: ты, Шэйн, тот ещё фрукт. Хотелось бы мне открыть твой шкаф и изучить хранящиеся в нём скелеты. Но спасибо за ложь Линь. Это было… мило".

— Могу я узнать…

— Мне приказывает та, что когда-то распоряжалась твоей жизнью, — угрюмо и торжественно произнёс Шэйн, предвосхитя мой вопрос.

— Ты Посвящённый! — ахнула я.

— Не ори, дура, — шикнул на меня староста. — Я не хочу раскрывать себя. К тому же мой ранг намного превосходит твой — бывший твой. Терпеть не могу фамильярности.

— Но почему Госпожа Жиюнна решила помочь мне?

"Мы ведь расстались… не без обид".

— Умолкни и следуй за мной, болтливая женщина, — раздражённо бросил жрец. — И даже не надейся на объяснения: ты не получишь от меня ответов и на десятую часть своих глупых вопросов.

Иного выхода, кроме как подчиниться, я не видела. Богиня имела на меня планы, а простые смертные — даже владеющие магией — не могут противостоять воле Владык.

Семья Шэйна жила в особняке на территории Университета. Его отец занимал старинную, наследственную и насквозь парадную должность королевского смотрителя. Положение родителя не давала старосте лексимиков каких-либо особых преимуществ, однако оно чудно дополняло его высокомерие и язвительность в вызывающем жгучую ненависть однокурсников букете. Сказать, что Шэйна не любили, значит покривить душой. Лишь из-за присущего юности человеколюбия сверстники не желали ему смерти — только увечий. Серьёзных.

— Не говори со слугами, — предупредил меня Шэйн, как только мы переступили порог. — Я отведу им глаза, но не знаю, насколько будут крепки чары. Лучше не искушать судьбу. Никто не должен запомнить, что ты была со мной здесь.

Я кивнула. Мой нежданный добродетель собирался применить на прислуге способности лексимика, хотя и находился в не лучшей форме для подобного волшебства. Его напряженность передалась бы и мне… не будь я раздавлена грузом куда более ярких переживаний.

"А здесь ничего, приятно".

Хотя семья Шэйна не принадлежала к аристократии, жили они на широкую ногу. Большой красивый дом был полон картин, скульптур, ковров, старинной мебели и слуг. Повсюду стояли вазы с алыми розами (к особняку примыкала оранжерея), а там где живые цветы смотрелись бы неуместно, поместили их изображение.

"Это жилище находится под покровительством Жиюнны. Впрочем, я не удивлена".

Вероятно, и родители Шэйна — а до них их родители и так далее — являлись частью культа Госпожи. Владычица любит преемственность и немного сентиментальна.

Попавшиеся нам по пути служанки — все как одна ладные и смазливые на лицо — раскланивались с "молодым господином", а на меня бросали полные ревнивой злобы взгляды. Не хотелось даже думать, какие отношения связывали их с лексимиком, что они в точности думали обо мне, и главное — какую маску видели вместо моего лица.

Наконец мы остановились перед дверью из красного дерева. Она сильно пахла полынью, и будь со мной благословение богини я — несомненно! — смогла бы с лёгкостью определить наложенное на неё Слово, а так могла только сказать, что оно принадлежало к боевым, самым опасным и могущественным из всех доступных служителям Жиюнны формул. К тому же его регулярно обновляли, иначе запах не был бы таким резким.

"А ведь говорят, глупа та птица, что гадит в своём гнезде".

Боевые Слова применяют против демонов и тварей, порождённых дыханием Бездны. В миру они без надобности.

Я вопрощающе посмотрела на Шэйна, но тот совсем не горел желанием что-либо мне объяснять.

"Куда же ты привёл меня? Что, во имя Пятерых, скрывает от чужих глаз твоя такая внешне благополучная семья?"

— Ни звука! — предупредил меня посвящённый; его лицо было бледным, злым и серьёзным. — А то пожалеешь.

Почему-то я сразу поняла — он не шутил.

— Вэр, — прошептал Шэйн, приложив правую руку к поверхности двери. — Тейле.

Повелеваю, разомкнись.

Он произнёс и третье слово, но я его не расслышала. Быть может, к лучшему — некоторые звуки не предназначены для смертных ушей. Будучи жрицей, я старалась в бою полагаться больше на своё светлое копьё, чем не на дарованную Жиюнной силу. Не люблю ощущать себя вывернутой на изнанку, а именно такой побочный эффект вызывает произнесение мощных Слов.

Лицо Шэйна искажали страдания, но я не чувствовала радости от его боли. Мне ли не знать, каково служить богине? Ты купаешься в Её любви, но вместе с тем постоянно что-то приносишь в жертву. Это… тяжело, и вместе с тем — чудесно.

"Я была крошечной фигуркой на доске Владычицы, однако я была любимой фигуркой".

Шэйн с кончиков пальцев ног до макушки принадлежал Жиюнне. Он был гораздо выше меня по рангу, а подобный взлёт в столь юном возрасте означал одно — его посвятили Госпоже сразу же после рождения. Не удивительно, что он держался в отдалении от прочих студиозусов и смотрел на них свысока — я ещё не видела ни одного общительного и жизнерадостного жреца хозяйки Рассветного Чертога.

По канону, у него должны были быть грязные тёмные патлы, нездорового оттенка кожа и вечно поджатые тонкие губы, однако природа распорядилась по-иному: во всём Университете не найти юноши миловиднее — золотистые локоны, большие карие глаза, аристократически тонкий профиль, нежный румянец на щеках… Не мальчик, мечта! Первое время девицы с замиранием следили за каждым его вздохом, но вскоре даже самые отчаянные поняли, что им не растопить лёд, сковавший сердце лексимика.

Дверь с противным скрипом отворилась.

— Быстрее проходи, а то я силой втолкну тебя внутрь, — велел мне Посвящённый.

Не желая прогневить его ещё больше, я перешагнула порог.

Полумрак и густой аромат благовоний… Достойные элементы таинственной комнаты в глубине особняка приличного семейства. Прошло несколько мгновений, прежде чем мои глаза и обоняние к ним привыкли.

Мы оказались в небольшом помещении с затянутыми тёмной тканью стенами. Каждый её клочок покрывали овеществлённые Слова. Из-за недостатка света — за него отвечали лишь несколько толстых алых свечей в старинных серебряных подсвечниках — я не могла прочесть ни одного из них прочесть, но вряд ли они оберегали от болезни.

Большую часть комнаты занимало огромное круглое ложе, заваленное меховыми одеялами. Напротив него висело зеркало высотой в человеческий рост. Оно ничего не отражало — вполне нормальное поведение для магического артефакта.