Личия Троиси - Две воительницы

Руки быстро скользили по ее телу, два голоса произносили слова, которых она не понимала, прохладная мазь на плече, тошнота.

Потом начались сны. Она видела Учителя, который говорил ей:

— Ты никогда не должна ослаблять свою защиту, должна быть всегда бдительной.

Снова эта фраза, которую он повторял ей без конца.

— Да, Учитель.

— Тогда почему ты отвлеклась?

А затем — цветы, тысячи цветов всюду, насколько может видеть взгляд, Лонерин летит над ними, на его лице странная улыбка, и его глаза полны ненависти.

Когда Дубэ проснулась, едва начало рассветать.

— Как ты себя чувствуешь?

Голос Лонерина! Кто знает, что случилось на этот раз и как он сумел ее спасти. Она уже готова была улыбнуться, но, повернувшись на голос, увидела лицо незнакомого мужчины.

Она не могла понять, сколько ему лет, но он был одет во все черное, а тело его, кажется, было молодое и тренированное.

— Кто ты?

Ее голос звучал хрипло, горло невыносимо болело.

— Твой спаситель, — ответил женский голос, который Дубэ сразу узнала. Она вспомнила, что произошло, и возвращение к действительности было как удар кулака. Лонерин… Лонерин умер.

Тошнота стала невыносимой, началась рвота, и ее желудок выбросил из себя то немногое, что в нем еще оставалось. Руки и ноги Дубэ были связаны, и потому она не смогла приподняться, когда это случилось. Ее поднял тот мужчина, чтобы она не задохнулась в собственной рвоте, и Рекла оказалась у нее перед глазами.

— Кажется, вам будет со мной тяжело, — сказала Дубэ с легкой улыбкой.

Страж ядов сунула ей под нос маленькую чашку с жидкостью, о которой Дубэ знала, что ее делают из гвоздики, и сжала рот.

— Пей, или я волью это в тебя силой.

У Дубэ в глазах стояли слезы, и она прекрасно понимала, что выглядит совсем не угрожающе, но выдержала взгляд Реклы. Она не хотела опускать глаза перед женщиной, которая убила Лонерина.

— Как хочешь.

Мужчина подошел к ней сзади и усадил ее, а Рекла влила ей в горло питье, которое приготовила.

У Дубэ не было сил сопротивляться: тело ее не слушалось.

Часть жидкости пролилась ей на спину, но остальное питье попало в горло и обожгло его.

Мужчина тут же выпустил ее из рук, так же сделала Рекла. Дубэ снова упала на землю и увидела над собой красное небо. Это было необыкновенное, бесподобное зрелище. Если бы здесь был Лонерин, он лежал бы на земле рядом с ней и непременно сказал бы какую-нибудь шутку. Дубэ закрыла глаза, и две больших слезы потекли по ее щекам.

— Ты ведь не о своем друге плачешь? — спросила Рекла.

Дубэ открыла глаза, взглянула на нее со свирепым гневом и хрипло пробормотала:

— Не смей произносить его имя…

Рекла подняла руку, словно желая дать ей пощечину, но не ударила, а только насмешливо улыбнулась.

— Ну, значит, ты никогда не была одной из нас. Иначе бы ты поняла, что погибающий — это только кусок мяса. Единственный, кто что-то значит для нас, — это Тенаар.

В этот день они, по крайней мере, оставили ее в покое. От лекарства, которое ей дали, у нее путались мысли и было какое-то странное отупение. Эти двое, конечно, чем-то ее одурманили. Они знали, что она не позволит им никуда себя вести и будет бороться.

Зверь внутри нее молчал: Рекла, разумеется, влила в то, чем напоила ее, несколько капель напитка, усыпляющего зверя. Страж ядов прекрасно понимала, что если он проснется, то ей и ее спутнику придется с ним очень трудно. Дубэ попала в западню.

Странно, что раньше ей было так тяжело переносить присутствие Лонерина рядом. Каждое утро она старалась остаться одна, не могла привыкнуть к тому, что он был возле нее вечерами. Теперь она так тосковала без своего спутника, что ей хотелось умереть. Лонерина больше не было, а раз так, ее задание завершено. Это он вел ее к спасению: вот в чем настоящая правда. Она поклялась себе… что больше никому себя не отдаст, а закончилось это так же, как с Дженной. Он тоже был с ней рядом и защищал ее после смерти Учителя. Однако в конце концов Дубэ должна была велеть ему уйти, чтобы спасти его от смерти, когда люди из Гильдии потребовали от нее его голову. Но этому своему давнему другу она смогла спасти жизнь, а Лонерину — нет.

Теперь ей остается одно: убить Реклу. Потом она проживет остаток своих дней в лесной чаще, дожидаясь, пока ее поглотит зверь. Так наконец придет к концу ее бесполезная, губительная для других жизнь.

Она никогда по-настоящему не хотела спастись. Это Лонерин хотел, чтобы они спаслись оба, а его желание исчезло вместе с ним.

Дубэ спрятала свое лицо от взглядов Реклы и ее спутника и беззвучно заплакала, зная, что они не увидят этого.

Рекла не спала. Она в темноте думала о том, как несколько часов назад потеряла голову и избивала Дубэ ногами. Она едва не сорвала задание, и все же в этом воспоминании было что-то приятное. И это же сладостное чувство сейчас не давало ей уснуть. Она прислушивалась к дыханию девушки, угадывая по нему, как она страдает: она ведь должна была страдать, и Рекла знала об этом. Она с удовольствием дожидалась ее стонов.

Рекла не могла даже вспомнить, когда она в первый раз испытала наслаждение от чужих страданий. Это чувство так глубоко укоренилось в ее душе, что она почти забыла, как оно возникло.

Может быть, это началось из-за игры. В Земле Моря, в деревне, откуда она была родом, ей иногда случалось в детстве идти следом за детьми постарше. Они ее не слишком любили, и поэтому Рекла в конце концов стала следить за ними издалека, никогда к ним не присоединяясь. И видела, как иногда — когда они начинали скучать — они расправлялись с каким-нибудь живым существом. Рекла наблюдала за тем, как они отрезали лапы сверчкам или отрывали крылья бабочкам, и слышала их смех.

В этих расправах было что-то, что всегда словно околдовывало ее. Отчаянные попытки жертв убежать, их беспомощность и та живучесть, которую они всегда проявляли, — их упрямое нежелание покорно терпеть пытку, то, как крепко они цеплялись за жизнь, — вот что ее влекло.

Тогда она стала делать то же самое, но одна. И поняла, что для других дело обстояло иначе. Були, Гранда и их друзья забавлялись этой игрой, только когда были вместе; это был групповой обряд. Они смеялись все вместе, все чувствовали себя сильными. Но она не могла быть с ними. По какой-то странной причине она не могла завязать дружбу ни с кем. Рекла была слишком застенчивой для того, чтобы знакомиться с другими, и ее всегда сковывала боязнь оказаться хуже других, сказать или сделать что-то неверно. Но прежде всего это остальной мир не желал иметь с ней дело. Поэтому она всегда молчала, но все каким-то образом узнавали о том, что происходило у нее дома. Ее семью в деревне недолюбливали, и их история была всем известна. Только она, Рекла, еще отказывалась признать правду.