Сергей Костин - Пепел Ара-Лима.

— Видишь, что по глупости женской происходит, — колдун остановился в двух шагах от нее. — Нет бы сразу все сказать, глядишь, не произошло такого беспорядка. Спускайся, ганна, и пусть охранит нас Гран от беды.

Хотелось крикнуть Вельде — от какой беды Гран хранить должен? — Но снова промолчала. Почувствовала, как напрягся Самаэль, готов вспыхнуть от любого слова.

Застучали каблуки кожаные по лестнице крутой. Хоть и освещена была редкими факелами, но при спуске оступиться нельзя. В темноте любая выщерблина на камне, что яма на ровной поверхности. Лететь кубарем до подножия — кости перемолоть.

Ступив на утоптанную землю, ганна дух перевела. А колдун дальше торопит. Хоть и старый по годам, но прыткий, даже не запыхался. Знай только бороду свою к груди прижимает, от ветра ночного успокаивая.

Не успели и десяти шагов сделать, как за спинами глухой звук родился. Словно невидимый великан горы вершинами столкнул.

Не утерпела ганна обернулась. Вскрикнула, рот ладонями зажимая.

Огромная лестница, что, казалось, была высечена из одного куска скалы, складывалась. Ступени, по которым Вельда не раз прыгала, опускались каждая по себе, с землей сравниваясь. И рождалась на глазах у ведьмы стена отвесная. Гладкая, что зеркало. И темная, как ночь в которой родилась. А у подножия скалы, на которой крепость древняя возвышалась, образовалась площадка горбатая, словно валы многочисленные со рвами перемешанная. По краям фигуры каменные, зверей страшных и невиданных, которых ни в одном лесу не встретишь. Такое заграждение не то что конному да пешему, ползучему не преодолеть.

— Древние умели дома свои защищать, — пробасил колдун, сам останавливаясь, чтобы зрелищем насладится. — Но, полюбовались, и хватит. Не знаю, сколько у нас времени, и есть ли оно вообще, давай поспешим к озеру.

Сжалось сердце ганны. Уже и винила себя за то, что не рассказала, как положено колдуну о том дне. Ведь просил и ее, и лесовика и майра, о каждом шаге короля докладывать. А она не послушалась, думала хоть один секрет детям оставить.

Пройденная много раз тропинка широкая, горняками натоптанная, отвернула от озера, в другую сторону повела. Вельда в сторону свернула, к черному камню, что прятался меж деревьев. Пошла медленнее. На тропе сильно глаза напрягать не надо, под луной и так все видно. А здесь, в кустарнике, да в траве по пояс, можно ногой в нору оступиться. Тогда, хочешь не хочешь, закричишь от неожиданности, руками взмахнешь. А крестоносец только того и ждет.

— Здесь это, — ганна, разглядев впереди заваленную ветками горку светящихся камней остановилась.

Самаэль обвел взглядом место. Кивнул, что-то отмечая про себя. Затем обошел Вельду и быстро, ганна даже вздрогнуть не успела, прикоснулся кончиками пальцев к ее лбу:

— Постой здесь.

Вельда попыталась пошевелиться, да только ноги неподвижно стояли. Руки и тело сковывала крепкая сила. Одни глаза живые. Простенькое заклинание, да только самому из него не выйти. Стой и любуйся, как играет ночной ветер травами темными.

Самаэль, прислушиваясь к ночным звукам, подошел к веткам, что камни прикрывали. Сапогом поковырялся в груде листьев засохших, потом одним словом ветки раскидал, обнажая камни. Собранные в большом количестве светились они, словно костер волшебный. Своим светом осветили и поляну маленькую, и монолит черный, и даже таз железный, что рядом лежал, травами скрываемый. Деревья ближе показались, освещенные. Засуетились тени придуманные, заголосили птицы разбуженные.

— В каком дупле клеймо лежит?

Ганна замычала, не в силах губы разомкнуть.

— Посмотри на него, этого достаточно будет.

Хотела Вельда колдуна в самые колючие кусты отправить, что росли неподалеку, но вовремя одумалась. Глазами задвигала, дерево показывая.

Погрозив на всякий случай пальцем, не балуй мол, колдун подобрал длинные полы плаща, за пояс завернул. Поплевал на ладони, не для заклинания, а для удобства. Бубня слова, для Вельды неслышимые, вскарабкался до дупла, откуда с предосторожностью великой выудил сверток. Долго в руках не держал, скинул вниз. Следом сам приземлился.

— Видишь, что заставляешь старика творить? А я тебе не белка прыгучая и не мальчишка голопузый, по сучьям карабкаться.

Хоть колдун и ворчал негромко, но различила Вельда в голосе старика страх. Да такой, что самой захотелось немедленно от поляны бросится. Да только ноги-то, к земле прикованы.

Колдун сверток на монолит перенес. Двумя палками тряпки с предосторожностью огромной развернул, железо обнажая. Лежало перед ним самое обычное клеймо, которым многие горняки на дальних пастбищах пользуются. Рукоять кем-то из детей неумело кожаным ремнем замотана, чтоб руки железо не обжигало. На конце стержня само клеймо. Вроде вещь обычная, какая в каждом хозяйстве имеется. Да только знак на клейме страшный. Толи круг мечами закрыт, то ли крестом Избранных перечеркнут. Трудно разобрать, пока клеймо мертвое. А когда оживет поздно разбираться станет

Самаэль глянул на ганну. Вроде спокойно стоит, только глазами сверкает, наблюдая. Обошел вокруг черного монолита, раздумывая, как дело лучше сделать. Шепнул одними губами слова, заставляющие любой предмет суть свою показать. Потянулся к клейму осторожно, зная, как обманчиво железо бывает.

Едва дотронулся, не до голого металла, до кожи на рукояти, клеймо словно ожило. Змеей закрутилось, накаляясь докрасна. К руке колдуна потянулось, ужалить собираясь.

Колдун, руку протянутую не убирая, второй швырнул порошок волшебный, пепел бархатца темно зеленого перемешанного с перемолотым зубом большого зверя, что водился в далеких странах. Сам безустанно шептал слова, никем не слышанные. Рисовал над клеймом светящиеся знаки.

Вельда те знаки узнала. Были то талисманы небесные, имена ангелов, Грану подчиняющиеся.

— Открою я книгу, сломаю печать, укажу тебе на имя бога, чтоб подчинился ты, — колдун, слова приговаривая, закружился мелким шагом вокруг монолита, не сводя глаз с клейма.

От раскаленного добела железа загорелось тряпье, вспыхнуло быстрым пламенем, превращаясь в обугленные ошметки. Тут же ветром серые обрывки унесло, оставляя клеймо на монолите. Заплясали вокруг черного камня неясные тени, не придуманные ночью, а самые настоящие. Бросались на колдуна, ручища корявые протягивая. Только Самаэль близко к монолиту не подходил, знал, что делает.

Заблестели в небе молнии, хоть и ясной ночь была. Посыпались от звезд небесных сверкающие копья Грана на камень, прямо в клеймо впиваясь. Железо проклятое больше накалилось. От молний, да от собственного жара кожа рукояти вмиг сгорела.

Самаэль, тени пляшущие успокаивая, выкрикнул слова рун тайных, руками от жара закрываясь. Имя Грана три раза выкрикнул.