Наталия Некрасова - Мстящие бесстрастно

— Да, если не считать, что инут куда ближе к наемным убийцам, чем мы.

— Ладно тебе, Шахумай. Нам ведь тоже платят.

— Хорошо, не будем о плате. Но веь если не станет клановых эсо, то инут смогут диктовать условия роанам?

— Это вполне могут сделать и наемные убийцы. И уж их-то принципы и традиции не остановят. Однако Суман дал слово, что они тут ни при чем. Сам прибежал.

— И был убит. Кому-то не понравились его слова. Видимо, нужно было, чтобы заподозрили головорезов…

— Это все равно ничего не дает. Мы можем понять только одно — убивал свой. Тот, кто либо знал всех пятерых, либо имел какой-то знак, заставлявший ему поверить. Или разные люди…

— Кинжал, звездочка и яд. И толчок с крыши. Кинжал использовался три раза.

— Ну, по таким признакам мы кого угодно заподозрить можем.

— Меня больше волнует, почему они были убиты. Почему именно они… Должна же быть какая-то связь? — задумчиво сказал Кайаль. — Хоть намек бы мне…

— Все были уважаемыми эсо, к чьим словам прислушиваются. Тума-эсо еще не был эсоахэ, но его очень уважали. Поболее, чем многих махта.

— Что-то должно было их связывать. Что-то они знали… Как бы выяснить… И как со всем этим связано убийство Сумана?

— Он видел всех эсо. Наверное, от него хотели каких-то сведений.

— Или наоборот — чтобы он не вычислил кого-то из тех, кого видел тогда? Он что-то знал…

Мы уставились друг на друга. Значит, убийца свой? И тогда он был среди нас? Я помотала головой, отгоняя морок. Нет, нет, это никак не Кайаль… Я заговорила, чтобы разрушить это страшное молчание. Но в этот момент мы оба уже были уверены в том, что убивает кто-то свой. Я просто чувствовала это, как тогда, в пещере я чувствовала присутствие кого-то еще.

— Мы гадаем на пустом месте. А мне вот что пришло в голову, Кайаль. Никто не знает в лицо всех эсо. Но может знать о них все или почти все.

— Кто? — повернулся он ко мне. — Ну?

— Все эсо проходят обучение в различных обителях, верно? У каждого клана своя обитель, где знают всех эсо клана.

— Так.

— Значит, и всех инут — до последнего времени, пока они сами не начали обучать.

— Так.

— А все обители подчиняются…

— Боги… Ты хочешь сказать — архуш-баринах?

— Ему подчиняются все настоятели. Он может знать все.

— Да, да, но все это маловероятно. Зачем ему? И он ли это? Может, кто-то из его окружения?

— Не знаю. Но, похоже, у нас теперь хоть какая-то возможная зацепка. Надо рассказать роану.

— Нет. Не надо, — покачал головой Кайаль. — Лучше мы останемся в тени и начнем распутывать клубок сами. Роаны назначили эсо — пусть. Пусть ничего не знают ни о нас, ни о наших догадках. Сама понимаешь — сколь бы тщательно эсо не охраняли свои тайны, все равно они становятся кому-то известны. Тем более, что убийца может быть из наших. Давай-ка лучше подумаем, что и как мы можем разузнать.

— Сначала бы вычислить зачем…

— Зачем, зачем… Знаешь, Шахумай, а не дурь ли все это? Неужто наши старшие эсо так глупы, чтобы не додуматься до того же? Наверняка они уже и эту возможность рассмотрели. А мы тут пыжимся, как самонадеянные дураки…

— И все же давай попробуем?

— Конечно, — безнадежно вздохнул Кайаль. — Конечно. И даже знаю, с чего начать.

— Найрану?

— Да, он сейчас должен быть в монастыре. Обычно отправляются в странствия, когда снег с перевала сходит.

— Вот я туда и поеду.

— А жареного осьминога тебе не надо? — осклабился Кайаль. — Она поедет! Нет уж, госпожа эшхани, порядочной женщине в одиночку ездить не полагается. Ты хочешь вызвать подозрения?

— А почему порядочная женщина не может отправиться в монастырь?

— В мужской?

— Я ведь не скажу, куда именно я еду. К тому же, это как-то никого не смущало прежде, когда мы обучались все вместе в одном — мужском, кстати — монастыре.

— Ой, ой! Думаешь, ты сумеешь обмануть Агвамму? Ты эсо клана, ты не имеешь права уезжать, не доложившись. А я — могу. У меня есть причина, Шахумай, — внезапно посерьезнев, сказал он, задирая рукав. Я увидела маленький шрамик на внутренней стороне руки ниже локтя. — Он мне побратим. Агвамма знает. Это не должно вызвать подозрений. Никто не должен знать о наших планах. Шуммакашу ведомо, кто и как тут замешан…

На другой день я провожала Кайаля. Мы выехали в разное время, через разные ворота, встретившись у белых камней на развилке дорог на Таггван и к горам. Никогда не был так хорошо мой Кайаль, как в тот миг, когда обернулся и помахал мне рукой. Красавцем он не был, но мне нравилось в нем именно то, что другие считали грубым — острый ястребиный нос и резкие скулы. Ветер взметнул его длинные, до середины спины волосы — гордость свободного человека. Он улыбнулся мне своим большим ртом — ну и пусть большой, зато улыбки много — и весело поехал прочь. А я потрусила на своем ослике назад, в город.

Вечером ко мне зашла Маххати. Я никогда не видела ее такой испуганной. Мои родители не одобряли моего общения с низкородной, но не рассказывать же им, что и Маххати эсо. Даже детьми мы были обучены скрывать имена своих друзей ото всех, пусть самых близких людей, сейчас же и подавно. Маххати изо всех нас, девушек-эсо, которых я знала, была самой красивой. Действительно красивой. Наверное, даже Айсин-кайриэш была ненамного лучше ее. Я знала, что многие сватались к ней, но, как и всем эсо, ей нелегко было завести семью. Наверное, ей выберут хорошего мужа среди клановых эсо или среди эсо дружественного или родственного клана. А пока клан хорошо платил ей, так чего же от добра добра искать? Родители ее были довольны и усердно поддерживали слухи, что у Маххати есть богатый покровитель. Обычное дело. Низкородных девушек даже во вторые жены не берут, а наложницей разве что самая бедная согласится стать, куда лучше принять так называемое покровительство.

Маххати просто дрожала. Ночи были уже довольно теплыми, но трясло ее так, словно она только что побывала на заснеженном перевале в горах. Я впустила ее и заперла дверь. Маххати прислонилась к стене, озираясь по сторонам. Я быстро налила из большой бутыли зеленого стекла крепкого вина. Усадила ее на тахту и набросила на плечи покрывало из легкой и мягкой козьей шерсти.

— Пей, сестрица, — успокаивающе проговорила я. — Что произошло? Что с тобой?

Маххати попыталась ответить, но вдруг разрыдалась, жалко всхлипывая и подвывая. Какой позор для эсо! Хорошо, что никто не видел.

— Я… я хочу отречься, Шахумай, — еле выговорила она. — Отречься при всех, чтобы все знали! Я боюсь! Я не хочу!

— Маххати, милая, — попыталась ее успокоить я, — кому мы-то нужны? Мы совсем молодые эсо, мы ничего толком не знаем во всех хитросплетениях здешней жизни, что мы-то значим?

— Как будто ты не боишься! — ревела она, впрочем, уже не так отчаянно.