Наталия Некрасова - Повесть о последнем кранки

— Отец! Здравствуй! Я, кажется, тысячу лет не видел тебя! Бывают же такие сны…

"Это не сон".

Юноша сел, осмотрелся. Нахмурился.

— Не понимаю. Почему я здесь? Я болел и меня сочли мертвым? Да?

Властитель кивнул.

— Да, ты был болен. Но теперь ты, похоже, исцелился.

— И долго я болел?

— Долго. Но теперь все прошло. Идем.

Они спустились по лестнице к зеленым террасам сада, затем — к реке, к легкому ажурному мосту. Но здесь, у сада река не была забрана в камень и вода лизала чистый белый песок. Юноша стоял в золотистом утреннем мареве, вбирая свет и звуки начала дня. А мир был мозаикой воспоминаний, кропотливо собранной за неисчислимые годы… память человека сглаживает горечь и тяготы былого и наоборот, все ярче расцвечивает доброе. Потому-то мир был таким, каким он видится только детям — прекрасным, огромным, полным тайн и чудес. Юноша сказал, не поворачиваясь к отцу:

— Я действительно был очень болен, если думал, что здесь не осталось ничего, о чем можно было бы пожалеть… Прости меня…

Он уткнулся лицом в грудь отцу, а тот обнял его, тихонько похлопывая по плечу. Властитель подумал, что сейчас умрет.

— Отец, — через некоторое время сказал юноша. — Здесь нет кое-чего, что было прежде. Ты не помнишь?

— Нет… — удивленно промолвил тот.

— Можно? — спросил юноша.

— Конечно. Ты ведь теперь исцелен.

…По белому речному песку шла женщина. Ветер крыльями взметывал широкие рукава белого верхнего платья, открывая красивые смуглые руки. Солнце, всплывшее над туманом, светило ей в спину и лица не было видно, но хранитель, обмирая от сладкой жути, понял, что узнал ее.

— Иди, отец, — прошептал сзади юноша. — Ну, иди же!

Он всхлипнул — или вскрикнул — и раскинув руки бросился ей навстречу. По белому песку, чуть позади, бежал его сын, смеясь во все горло…"

Записано со слов таргеранского сказителя-луарна

во время Ярмарки в Эльхерне,

что в Таргерайне на границе с Ильвейном.

Амрану Таргарийский

Вот так и прошла зима, затем началась весна и до свадьбы осталось всего ничего. Год был хороший, урожайный. Вообще-то в Саллане не бывает неурожайных лет. Близился Луэт-лунн. После должен был собраться совет этелрину. А в Эрнаэше были свои дела. Госпожа Тимарэт была уже почти полгода в смертной тоске, хотя и скрывала это всеми силами. Но этого не замечал только один господин этел. Или не желал замечать. Тайны тут никакой не было. Госпожа Тимарэт любила господина Эмрэга-кранки уже много лет, с того дня, как этел Эршау взял ее как дочь в свой дом. Госпожа Тимарэт была совсем другой, нежели Эмрэн. Тихая, замкнутая, робкая. Эмрэн бы дралась за свое счастье до конца — она ведь так и так отвоевала себе Кима. Считай, отвоевала, впереди еще был совет этелрину. Там о ее выборе явно еще будут спорить. А сам господин Эмрэг-кранки все чаще смотрел на написанный на кости портрет Лайин. Мне казалось, он просто убеждает себя в том, что любит Лайин. Так шли дни. Год обещал быть урожайным, в Ильвейне и Саллане царил мир. Все было хорошо. Все было хорошо, только вот в конце ирлуэ в Эрнаэш приехали сразу два гонца — в один и тот же день, одни за другим. Один был в красном с белым, стало быть, от государя, второй — от господина Шанфелласа. Весть же была одна — Даэрнар похитил Лайин и чуть ли не увез ее в Таргарин, но их перехватили уже в порту Ритимара. Даэрнар теперь сидел в заточении и ждал суда, который должен был состояться после свадьбы. Такова была весть королевского посланника. Вестник же господина Шанфелласа рассказывал немного по-другому. Будто Лайин была не похищена, а по доброй воле бежала с сыном узурпатора. Как бы то ни было, весть это быстро разошлась по всему Саллану. Потому совет этелрину был созван не в срок, а еще до Луэт-лунн. Этел Зуалер послал вестника с Соколом Фэгрэна. В день инлун первого месяца лета мы были в Рашхаране. Вернее, в руинах, оставшихся от древней столицы Саллана, близ Оракула. Насколько я понимал, дело было столь чрезвычайным, что древняя, железная традиция была нарушена. Это все кранки сочли недобрым знаком. Для них любая перемена — недобрый знак. Мне же вообще не нравился этот обычай держать совет на могилах. Не нравились багрово-коричневые камни руин, от которых и получил свое название умерший город. Все мне не нравилось. А еще говорят, у людей нет предчувствия!

На совет собрались все восемь этелов. Этел Эмрэг-кранки был старшим по роду, но отнюдь не самым старшим по годам. Старейшим был Зуалер из Зуалаша. А по роду Зуалер был третьим. После моего господина шел Ульэрех из Ультеру, затем Зуалер, затем Арнахиар из Анрешта, затем Энраштир из Эна, затем Энет из Энеттана, затем Ланмерри из Ламни и последний — Ханэр из Ханайара. По старинному обычаю они расселись кругом на плоской круглой площадке, мощеной белыми плитами, на расстеленные шкуры. За ними уселись остальные этелрину. За господином сидели госпожа Эмрэн и еще семеро его родичей, двое из Шаннита, остальные из его земель. На закатной стороне, на черных нагретых солнцем камнях устроились трое законников, которых тут называли энрени. Мы с Кимом Хельверном стояли за пределами круга и не имели права говорить, если только нам не будет дозволено. Ким был как борзой пес, готовый броситься в погоню за зверем.

Я попробую описать все насколько можно подробно. Я никогда раньше не видел всех этелов. До того я знал этелов Зуалера и Энета. Кранки вообще не носят усов и бород, хотя не скажу, чтобы этим добром их природа обделила. Бороду и усы носил только этел Арнахиар, в память своего предка Анайта Длиннобородого. Его сын бешеный Анэрна носил роскошные длинные усы, свисавшие на грудь. Второй его сын, Аэргат, стоял вне круга, а младшего, Аэнрэга, вообще не было здесь — он считался еще слишком юным.

Этел Зуалер по праву старшего заговорил первым. Мой господин мрачно слушал его слова. Лицо его было злым и решительным.

— Видно, близятся гневные времена, — говорил старый этел. — Мы все дальше отступаем от Заветов Фэгрэна и теряем то, что он добыл ради нас. Я знаю, что многие поговаривают о том, что пора бы забыть старое. Другие же за это готовы карать. Кто бы ни был прав — мы на пороге смуты. Горько мне. И потому я осмелился сам нарушить древний обычай и собрать вас раньше срока, дабы выяснить в чем дело и что нам делать.

— Решение совета не будет законным, — сказал один из законников, — Совет собран не в срок.

— Такое бывало, — отозвался Ниррах из этелрину Ульэреха. — Сам Фэгрэн выступил в поход на Эханар не дожидаясь дня майаранти-лунн. И одержал победу.

Законник молча поклонился, признавая правоту Нирраха. Этот этелрину Ульэреха был известен изворотливостью своего ума. Молодой этел Ульэрех весело подмигнул родичу. Заговорил Арнахиар. Это был непримиримый сторонник Заветов и его многие поддерживали. Правда, говорил он чересчур пылко, а кранки этого не любят.