Лана Тихомирова - Гладиатор, Маленький Лев и Капитан

— Я буду звать тебя Гладиатор, — сказала я, легко касаясь его руки.

— Хорошо. Но мне-то как тебя звать?

"Зови меня просто Маленький Лев", — злорадствовала я.

— Какое животное я напоминаю тебе?

Максимус присмотрелся ко мне, полностью оценил взглядом.

— Никакое. Но ты была бы похожа на амура. Я буду звать тебя Ева.

— В честь первой женщины?

— Первой была Лилит, — поправил меня Максимус.

— Она была рыжей! — "вспомнила" я.

— В Еве больше женственности. Лилит полноценная женщина, вместе с тем она ущербна по своей сути. Ева же сотворена из ребра своего мужа Адама, посему в ней есть и мужское начало тоже, — Максимус говорил это все блуждая взором, но тихий голос был проникновенным, было все равно, что он говорит, лишь бы он еще и еще говорил, нес всякую умную чушь, которая доставала до глубины души. Его пальцы осторожно коснулись основания моей шеи. Я привычно дернулась и подалась вперед, потом взяла себя в руки и осторожно пошла навстречу руке, нежно шедшей по позвоночнику.

— Ты вся как комочек нервов. Я не причиню тебе зла, Ева.

— Ты сейчас очень похож на змея, — улыбнулась я, через силу.

Максимус молча взял из вазочки яблоко и подал мне. Я приняла маленькое наливное яблочко. И откусила. Максимус отнял яблоко у меня и откусил сам. Я поняла смысл игры и доиграла ее до конца, мы вместе съели это яблочко.

— Ты понимаешь все налету. Я с тобой словно несколько лет знаком.

"Даже не представляешь насколько близко, хотя на счет нескольких лет ты загнул, конечно", — съязвила я мысленно. Меня несло, куда я сама не знала. Я поддалась на теплые волны, позволила им овладеть собой, вести себя. Наконец, я расслабилась и наконец-то услышала, что в ресторане играет оркестр, гудит людской говор, услышала даже шорох наших одежд, биение своего сердца. Я стала слышать и видеть больше, хотя волнение мое нарастало.

Максимус тоже повеселел, взял горсть винограда и по ягодке давал мне. Я решила попробовать украдкой целовать кончики его пальцев. Он смотрел на меня с сердечной теплотой, всячески поддерживал начинания и подбадривал.

— Ты не хочешь потанцевать, дитя мое?

— Я не люблю танцевать, — вдруг застопорилась я, понимая, что танцевать с ним я совершенно не хочу. Только один мужчина может приглашать меня, и это не Максимус.

— Жаль. Мне кажется, ты должна хорошо танцевать.

— Я никому ничего не должна, — фыркнула я, стряхивая с себя дурман.

Теплая рука легла мне на поясницу, меня прошило током. Еще пытаясь спротивляться, я сделала движение, чтобы снова встать. Но Максимус мягко коснулся моего затылка и стал ласкать шею. Я снова стала забывать, кто я есть, позволила теплоте уносить меня дальше от себя самой.

— Ты забавная. Смелая там, где должна быть робкой, и ершишься в самых элементарных ситуациях, — смеясь, заметил Максимус, он перебирал руками прядь парика и любовался игрой света на ней.

— Я такая, меня не переделаешь.

— Ну, это ты так думаешь, — вкрадчиво сказал он, — Ты не хочешь сбежать из Эдема?

— Куда? В шубке были ключи от номера. Ладно, я могу восстановить их, но документы тоже были в шубке.

— Бедняжка. Я дам тебе свое пальто, чтобы ты не замерзла. Ева.

Мы подошли к гардеробу. Максимус взял свое пальто и помог мне надеть его. Он сам запахнул его, стоя за моей спиной и довольно сильно прижал к себе, уткнулся в парик. Я растворялась, меня почти не было, я вся была в его нежной заботе, как муха в смоле, я застывала в ней, хотелось оставаться так дольше. Но когда я уже готова была окончательно потерять себя, Максимус резко отпустил меня. Я неловко застегивалась, голова кружилась. Максимус почти с отеческой лаской наблюдал за мной. А хотелось еще раз окунуться в эту смолу.

— Так куда мы поедем? — спросила я, уже в такси.

— Ко мне домой. Про меня здесь говорят, что я все тащу к себе домой. Тебе все равно некуда пойти, так какая разница куда? — улыбался Максимус. Он грел мои руки в своих, хотя мне не было так уж и холодно.

— А у тебя там наверное много народу, — "смутилась" я.

— Прислуга, в основном в галерее, им дело нет до меня. Есть еще помощница, — Максимус посмотрел на часы, — но она уже спит.

Я пододвинулась к нему поближе и положила голову на плечо. Максимус гладил мои волосы и молчал.

Дома он снял с меня пальто. У меня появилась безумная идея, попросить его позвать помощницу, пока все не зашло слишком далеко, но я тут же оказалась от этой мысли. Максимус помог мне снять тяжеленное пальто и попытался поцеловать, но я увернулась и поцелуй пришелся чуть ниже уха. Меня затрясло. "Пора с этим кончать!" — вопило все мое существо, но что-то внутри шептало: "Продолжай, еще не все закончено!".

Если подумать, то с хозяином я уже целовалась при чем по собственной инициативе, то есть фактически это не является изменой, это просто повторение пройденного. Максимус тем временем обнимал меня и преспокойно ненавязчиво толкал к спальне.

В его квартире было темно. Он не стал зажигать свет, а, тихо прикрыв дверь, развернул меня к себе и лицом и начал нежно целовать, я чувствовала, как пульсирует одна на двоих кровь, но этот кровоток надо было нещадно рвать. Я уже сама была не рада, что все это затеяла, неизвестно, кому будет больнее, когда я разоблачусь. Но кое-что и я должна урвать.

Я начала отвечать на поцелуи хозяина и наконец, позволила поцеловать себя в губы. "Вот теперь можно рвать!" — умиротворенно зашипело внутри. Максимус стал настойчивее, а я почти не владела собой. Он ласково опустил меня на кровать. "Когда-то тут все и началось", — с тоской думала я.

— Подожди, — тихо шепнула я, пока он окончательно не дал себе волю, а я не совершила фатальную ошибку.

— Что такое? — прошептал он.

— Сядь на кровать, я хочу тебе что-то показать.

Максимус послушно сел на постели, я зажгла ночник. Тут Максимус впервые удивился, откуда я знаю, где в его спальне ночник. Я встала так, чтобы он лучше видел меня, и сняла парик.

— Ну, что это парик я догадывался, — еле проворочал языком Максимус.

У меня внутри все сжалось от боли. Я могла сделать самую сладкую ошибку в жизни, и Максимус мог совершить самое нежное предательство в мире, но этого нельзя было делать. Сделать, значит, сломать наши жизни, загнать себя в тупик, убить обоих, как только правда раскроется. Максимус бледнел и часто дышал, он уже почти обо всем догадался.

— И вот так, — тихо сказала я, снимая линзы. Хозяин узнал меня, закрыл глаза, на его лице отразилась боль и вся ирония, на которую он был способен.

— А я думал, она просто похожа на тебя, — горько сказал он.

Я старалась не заплакать от собственной жестокости. Максимус держался из последних сил. Он был опустошен внутри, ему было совершенно все равно, что происходит вокруг.