Лана Тихомирова - Тау

— Гай, не дури, выходи. Кого ты испугался? — пытался урезонить его Михас.

— Михас, я испугался относительно небольшую золотую ящерицу, что не так? — спросил Гай.

Последовал новый взрыв хохота.

— Эта ящерица неслась ко мне так, как будто я спас злейшего ее врага. Я предпочел спрятаться: вдруг меня за это сожрут. Я не хочу быть съеденным, это вполне себе естественно, — скороговоркой произнес Гай.

— Простите, если напугал вас.

Гай посмотрел в сторону звука и сглотнул. В обычном своем размере Дракон мог показаться вполне благодушным тому, кто никогда с драконами не общался, напрочь лишен воображения и в добавок страдает нетяжелой формой умственной отсталости. Сейчас же, когда дракон сделался огромным, каким он представлялся всем, даже описанный выше чудак не счел бы его милым и дружелюбным.

Огромная хищная морда золотого цвета, с изумрудными глазами расчетливого убийцы, алмазные клыки, рубиновый язык, покрытый чем-то шершавым, золотой кожистый венец не придавал морде ни шарма, ни очарования. Однако у любого, кто видел его, пропадали любые, даже самые естественные желания. Трепет венца, переливающийся рубинами, изумрудами, сапфирами и прочими драгоценными камнями, завораживал.

— Да, ничего страшного, — пролепетал Гай и тихо сполз по стене.

Очнулся герой уже в гостиной перед шикарным столом, который сотворил Михас специально для гостя. Комрад и Дракон сидели обнявшись, как старые приятели на диване, Эток уже что-то уплетал за обе щеки. Таура и Тамареск предавались народной ардорской забаве — методично напивались. У Тауры причин не было, у Тамареска причины была одна: сны ему виделись такие, что после них оставалось только напиться, но хмель его не брал. Михас что-то доказывал Дракону, держа в руках книгу.

— Это драконопись, письменность второй эпохи. Если писание первой эпохи мне еще как-то прочитать то это… только вы сможете, — утверждал Михас.

— Я давно не практиковался в чтении драконописных текстов, и не уверен, что смогу правильно трактовать тот или иной символ.

Гай долго притворялся спящим, он много слышал о драконописи, но никогда ее не видел. Подойти к дракону было и страшно и стыдно, но любопытство тянуло его вперед. Наконец, он подошел поближе и заглянул в книгу.

По странице ползали в большом количестве разного рода дракончики, все они были золотые, но с разным отливом, некоторые рубиновые, некоторые чуть сапфировые. В глазах у Гая жестоко зарябило и он зажмурился.

— Драконопись была создана для драконов, а не для людей. Но драконов, кроме меня все равно ни одного не создали, поэтому, можно сказать, что это письмо специально для меня, — улыбнулся Гаю Дракон.

— Садись кушать, Гай, сегодня мы никуда не поедем, — сказал Михас.

— Эй, а как же проведать соседа? — возопил Комрад.

— А, ну, только к соседу. По сравнению с тем, какие пути мы уже проделали путешествие к вашему соседу и не путешествие вовсе, — парировал Михас. С Комрадом он разговаривал, как с назойливой мухой.

— У вас плохое вино, господин Комрад, — пожаловалась Таура.

— Почему это? Оно выдерживалось очень и очень долго в моих подземельях, ему не одна сотня лет.

— Мы выпили с Тамареском уже шестую бутыль, но не хмелеем, — пожала плечами Таура.

Комрад хотел что-то сказать, но подавился словами.

После завтрака дружной ватагой, под предводительством Комрада и Дракона все выехали к соседу в гости. Неприветливые стены замка Ташек были все так же наприступны и негостеприимны.

Комрад с нескрываемой нежностью погладил камни крепостной стены:

— Сколько вечеров я провел тут, сколько понят эти камни, вы себе не представляете, — с дрожью в голосе сказал рыцарь.

— Он с камнями разговаривал? — переспросил Михас, но ему никто не ответил.

Величие замка тяжелым грузом давила на всех присутствующих. Комрад постучал в ворота, но ему никто не открыл.

— Господин Ташек, — воззвал рыцарь громовым голосом.

Никто не отзывался.

— Господин Ташек! Господин Ташек! - так Комрад вопил еще минут пять. Все это время Дракон топтался у него за спиной.

— Дружище, позволь я, — наконец сказал он.

Комрад кивнул. Дракон быстро и аккуратно снял свой жилет и манишку, брюки и сандалии, поверх стопки одежды возложил монокль и начал увеличиваться в размерах. Вскоре перед восхищенной публикой предстал настоящий дракон. Комрад быстро взобрался по золотистому кожистому крылу и сел у основания длинной шеи.

— Чего стоите, рты раззявив? — крикнул с дракона Комрад.

— А зачем нам надо на него забираться? — спросил Гай, у которого поджилки тряслись.

— Ты боишься что ли? — шепотом спросил Михас.

— Я жуть как боюсь ящериц, змей и всего такого прочего, — шепнул Гай.

— Идемте, господа, — махнул хвостом Эток, запрыгнув на крыло дракона.

— Эток, дружок, убери коготки, — морщась от боли сказал дракон.

— Ох, прости, — кот кажется смутился.

— Видишь ли, когда я растягиваюсь в пространстве, то неизменно истончаюсь, любое механическое повреждение и дыру во мне заделать будет карайне сложно. Я не умру, но сильно потряю в весе и плотности, это очень неприятно, — пояснил дракон.

— А в чем еще вы растянуты? — спросила Таура, когда все удобно расположились на спине ящера.

— Во времени естественно. Все мы растянуты во времени, — пожал плечами дракон (это весьма смахивало на локальное землетрясение).

Дракон взмахнул крылами и в миг перелел кепостную стену, чем вызвал совершеннно неизбежную панику во дворе.

— Эт-то что еще такое! — взревел молдой, но судя по всему важный и бесстрашный человек.

Комраду лицо юноши как будто было знакомо.

— Это мы, ваши соседи, — спрыгивая с дракона, сказал Комрад.

— Мой прохвост — управляющий приходил к вам, соседушка?

— Приходил, только я его не пустил, — ответил юноша, — представьтесь, будьте так любезны.

— Комрад Золотой — рыцарь, кратко представился он, — это мой дракон, мы с ним очень дружны, это господа спасшие меня от верной смерти: справа-налево Гай Кабручек, Михас Блакк, Таура, Тамареск Патанда и их кот Эток, весьма ученый и остроумный, кстати.

— Очень приятно, — кисло сказал хозяин, — чем обязан?

— Вас не удивляет, что я — Комрад Золотой и выгляжу чуть старше вас? — удивленно спросил Комрад.

— Не удивляет. Когда вы пропали, моя матушка долго плакала и страдала по вам. Все пятьдесят девять лет она каждый вечер зажигала свечу вечером и плакала. Я хоть и младший ее сын, но хорошо все помню.

— Стоп, стоп, стоп, — перебил Комрад, — я не гений математики конечно, но если вам сейчас около тридцати…

— Мне двадцать пять, я выгляжу старше своих лет, — поправил хозяин.

— Чей же вы сын?

— Я сын своей матери. У нее было много желающих утешить горе, которое она переживала из-за вас, если вы об этом.