Людмила Ардова - Путь интриг

Я заметил некоторую неприязнь между Мироладом Валенсием и Локманом. Она была понятна — оба боролись за влияние на короля.

Локман старался быть ему полезен, как всякий деловой человек. А Валенсий умел дать очень тонкий политический совет, но не факт, что король всегда следовал ему. И он помогал ему в борьбе за души подданных в полном смысле слова.

Эти фигуры стояли обособленно от представителей старого дворянства, гордых одним именем своим: графа Линд, графа Нев — Начимо, герцога Моньена, маркиза Гиводелло и маркиза Фэту. Но все эти кэллы, без исключения, считались с теми двумя, были осторожны с ними, и это было необъяснимо. Особый талант, который ценил в них король? Важные услуги? Тайна, которой они владели? Ответы на эти вопросы я получу нескоро.

Праздники Золотой саллы перевернули не только мою жизнь. Они потянули за собой столько событий и дурных и хороших, что вернуть все 'на круги своя' было уже невозможно. И жители Ларотум вступили на путь, устремленный в будущее, увлекаемые колесницей времени, но совсем неготовые к переменам, которые подстроила им Даарте.

Во дворце произошло убийство — и это было дико. Глубокой ночью, почти под утро, когда музыка стихла, фейерверки погасли, а все гости разъехались, была заколота тонким и длинным кинжалом эрцгерцогиня Акабуа. Страшное событие возмутило спокойствие и безмятежное веселье Дори-Ден.

Наша жизнь крутилась вокруг Орантона. Герцог Сенбакидо возвысил меня, но пока не нуждался в моем присутствии, и я с согласия принца по-прежнему был рядом. Кое-что в его отношении ко мне изменилсоь. Сначала мне показалось, что он был сильно удивлен переменами в моей судьбе, как будто, по его мнению, я не мог ни на что подобное рассчитывать.

Однажды он бросил какую-то странную фразу, что мне удивительно, даже слишком, везет. Но я не придал этим словам значение.

— Вас чрезмерно любит Даарте — бойтесь ее даров, — сказал он, — иногда она безжалостно расправляется со своими бывшими любимцами.

Мне даже показалось, что он чуточку уязвлен тем, что меня отличил не он, а герцог Сенбакидо. Или только показалось?

В остальном — все шло по привычному руслу. Я и мои товарищи были молоды, хотели любить, жить и получать от жизни удовольствие.

Что касается политики короля, то на время преследование храмов прекратилось. Все были в круговороте новых трагических событий. Похороны Онцерии и все необходимые ритуальные торжества по этому случаю не оставили места для других дел.

Наша компания не видела повода для скорби, как ни цинично это звучит, поэтому, просыпаясь далеко за полдень, мы вместе с мягкими лучами слабеющего послеполуденного солнца, встречались где-нибудь на улочках Мэриэга и, обойдя, как следует, оные, для возникновения аппетита, собиралсь в точно определенном месте, кабачке у сэлла Фаншера.

В один из этих тихих, ничем для меня лично не омраченных дней я, выйдя из дома и не успев сделать более пятиста шагов, нос к носу столкнулся с Паркарой.

— О, Жарра! Как хорошо, что я вас встретил! Вы выручите меня? Через час, под мафлорами, на улице Трех собак, у меня назначена встреча с одним злобным человеком, невежей и забиякой. Все наши куда-то, как назло, запропастились, даже Равгада — лежебоки нету дома, а он подолгу спит, вернувшись за полночь от своей пассии. Выступите моим секундантом на дуэли, если, конечно, у вас нет других планов на ближайшее время.

— Я не прочь поучаствовать в вашем поединке. Что вы не поделили?

— Мы помешали друг другу. Не поделили одну улицу, так скажем.

— А разве это повод для сражения? Ходите по разным улицам.

— Понимаете, Льен, иногда случается так, что одна и та же улица бывает дорога и жизненно необходима в одинаковой степени двум диаметрально противоположным натурам.

— Простите, друг Паркара, я, конечно же, не учел ваш гордый нрав, когда задал этот вопрос.

— Вопрос был неуместен, но я на вас не в обиде. Вы мой друг, и вы согласны помочь мне.

— Да, я готов. Мы уже идем?

— Сначала я вас угощу обедом. Плохо драться голодным. Я от этого становлюсь более кровожадным.

— C другой стороны — голодному двигаться легче, — заметил я.

— Перестаньте, Льен. Когда это хороший перекус помешал нам убить какого-нибудь наглеца?

— И то — правда!

— Зайдем в этот кабачок и сядем поближе у выхода, а то здесь такая духота. — Эй, слуга, принеси этому достойному кэллу бутылку самого лучшего вина, что имеется в вашей харчевне.

Мы мирно осушили бокалы, и я приступил к отбивной. Но тихое течение нашей трапезы было прервано шумным и бесцеремонным поведением королевских стрелков.

Особенно среди них выделялся один — высокий, худой, рябой и рыжий человек, лет сорока, в потертой кожаной курточке и форменных штанах. Его лук стоял возле него, а с плеча свисал колчан со стрелами, он даже за столом не потрудился его снять.

Все нахваливали мастерство этого парня.

— Да, славно ты уделал Битла из Ольгири, а уж как он спорил с нами.

— Теперь, пусть жалеет о своем расписном колчане, — самодовольно усмехнулся он.

— Но ты, Мураш, зря не повторил попытку, о которой он настаивал! Был бы теперь с его курткой, на которую он хотел поспорить.

— Что я — зверь какой! Раздевать его зараз! Пусть прибережет куртку для другого дня.

— Никто в мире не стреляет так хорошо, как Мураш! — закричала толпа, — Выпьем за него, гип, гип, ура!

— Эй, потише! — урезонил их хозяин.

— Чего тебе, старый хрыч! Не видишь, королевские стрелки гуляют?

— Наш товарищ с одного выстрела сбивает птицу, летящую в небе, всадника, которого несет конь. Его сам король жаловал наградой.

— Но вы мешаете другим наслаждаться обедом в моем заведении.

Вместо того, чтобы утихомириться, они стали вести себя еще более буйно и невоздержанно, брызгаться вином и орать во всю глотку.

Паркара, которого все поначалу забавляло, и он тихо усмехался, наконец, не выдержал:

— Эй, вы, хвастуны-горлопаны, чем докажете свое хваленое мастерство? Спорим, что я отобью своим мечом с десяток твоих стрел, и ты ничего не сможешь сделать.

Что тут началось! Они все разом загалдели, что такое невозможно и стали насмехаться над нашим Паркарой.

— Видишь золотой бааль? Он будет твой, если попадешь в меня с расстояния двухсот шагов, вон с той крыши хотя бы.

А я буду стоять под мафлорой, идет?

Лучник пожал плечами и сказал, что он согласен, но спросил: чем заплатить ему.

— Отдашь мне свой расписной колчан, хвастун.

— Согласен! — вызывающим тоном ответил Мураш.

Итак, вся компания с шумом вывалила на улицу, и каждый из участников занял свое место. Зрители расположились вдоль улицы.

Лучник, запрыгнув на крышу высокого сарая и натянув тетиву, стал целиться. Полетели стрелы.