Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст

В ее глазах появилось изумление, наконец спросила тихонько:

— Что это у них в руках?

Я сразу понял, о чем она: рыцари Ундерлендов завезли в Сен-Мари такую странную штуку, как вилка, модницы сразу приняли ее с восторгом, щеголи тоже начали пользоваться с первого же дня, а нормальные люди хмурились и продолжали брать мясо и рыбу руками.

— Это называется вилка, — объяснил я, — придуман новый столовый прибор, что совершит революцию. Не верите? Начинается переход к бесконтактной еде… в смысле еду больше не берут руками, как животные. И отныне брать не будут.

Она смотрела загоревшимися глазами, вряд ли поверила, однако даже рот открыла в удивлении, год назад точно в Сен-Мари вилок не было.

В зал вошел отец Дитрих, его сопровождают два священника, но на пороге он бросил им пару слов, оба с поклонами развернулись и пропади за дверью.

Великий инквизитор на ходу поглядывал неодобрительно на орущих песни, там сразу стыдливо умолкли, он кивнул мне, ему моментально освободили место, но он долго не садился, оглядывая всех из-под кустистых седых бровей.

Мне показалось, что уже успокаивается и вот-вот опустится в кресло, однако глаза его метнули молнии, он заговорил громко и гневно, голос его загремел, как у пророка Ильи:

— Разве не видите, что это двурогое чудовище символизирует дьявола?.. Вы и так забываете прочесть молитву, садясь за стол, а еще и берете в руки эту мерзость?.. Я отлучу от Церкви всякого, кто будет пользоваться этими вилками… так их называют?.. и направлю папе прошение, чтобы он обнародовал такой билль…

Все затихли, кто-то в испуге выронил вилку, кто-то так поспешно бросил на блюдо, что звон услышали и во дворе.

Леди Глория с удивлением смотрела то на него, то на меня, к нам быстро подошел сэр Альбрехт, коротко поклонился женщине, а мне сказал негромко:

— Сэр Ричард, спасайте…

Леди Глория посмотрела уже с интересом на него, потом на меня, а я пожал плечами:

— Дорогой барон, что спасать? Все верно святой отец Дитрих говорит.

— Но… вы тоже так думаете?

— Абсолютно, — сказал я.

— Но… гм…

Отец Дитрих грозно осматривал сидящих за столами, и везде отдергивали руки от вилок, словно их только что вынули из горна с горящими углями.

Я оставил леди Глорию на попечении барона, подошел к своему месту, но тоже не сел, сказал громко:

— Мне отрадно видеть единство светской власти и духовной!.. Его Святейшество папа римский будет абсолютно прав, если запретит такое кощунство! Только дьяволу могла прийти в голову такая штука, и лишь его сторонники могут пользоваться этой так называемой вилкой!.. Нет-нет и еще раз нет!.. Ни один христианин не станет ею пользоваться, а кто станет — да сгорит в аду! А мы ему поможем. Я заявляю со всем смирением христианина, что лишь с тремя зубцами можно брать вилку в руки, и только в таком виде она приемлема, так как тремя зубцами олицетворяет Отца, Сына и Святаго Духа!

Сэр Растер открыл рот для протеста и тут же звучно захлопнул. Барон Альбрехт ехидно улыбнулся, леди Глория вскинула тонко очерченные брови, к ним быстро подошел сэр Жерар и что-то жарко начал нашептывать барону. Мне показалось, что в интересах наполнения казны договаривается разместить большой заказ на изготовление трезубых и утилизацию двузубых.

— И еще, — добавил я, — вилка с прямыми зубцами не только символизирует рога дьявола, но и его гордыню! Потому вилки надлежит изготовлять слегка изогнутыми, напоминая, что не только люди, но и вещи должны склониться перед Господом Нашим!

Отец Дитрих смотрел на меня пристально, явно колеблется, затем медленно кивнул, сел за стол, ему тут же подвинули блюдо с уже порезанным гусем, и великий инквизитор начал брать мясо руками, раз уж трезубые вилки еще не изготовлены.

Леди Глория уже исчезла, а барон приблизился ко мне сзади и пробормотал:

— Три зубца вместо двух, гм, понимаю, это просто гениальный ход, чтобы легализовать…

Я возразил:

— Просто удобнее, увидишь.

— …но зачем эта изогнутость?

— Ах, барон, — ответил я рассеянно, уже снова думая о флоте и его проблемах, — прямой вилкой можно только накалывать, а изогнутой — еще и зачерпывать. Только изогнутость позволит вилке сталь королевой кухонной утвари.

Он недоверчиво заулыбался.

— Ну да, прямо королевой…

— А что? И этих вилок будет множество. Для мяса, для рыбы, для десерта…

Он замахал руками, прерывая меня на полуслове:

— Сэр Ричард, я лопну от смеха! Вилки, да еще разные? Одни для мяса, а для фруктов совсем другие? Га-га-га, это же надо!.. Га-га-га!..

В зал вошел и остановился, оглядывая танцующих, высокий поджарый рыцарь в кирасе поверх бархатного кафтана. Лицо жестокое, хмурое, нос перебит, шрам на левой брови, штаны из толстой кожи с мелкими вставками из блестящей стали, а сапоги высокие, укрепленные металлическими полосками…

Я вскочил обрадованно, обогнул стол и быстро пошел навстречу. За столом все поднялись и с притворной радостью смотрели на незнакомого большинству из них рыцаря.

— Дорогой сэр Генрих, — сказал я и раскинул руки.

— Мой лорд, — произнес он с улыбкой.

Мы обнялись, я через его плечо видел, как в спину графа Гатера поглядывают с завистью, сегодня же начнут набиваться в друзья, и, отстранив чуть, сказал искренне:

— Дорогие друзья, рад представить вам своего друга графа Генриха Гатера фон Мерзенгарда! Он первым… или в числе первых принес мне присягу в Вестготии, так что прошу любить и жаловать!.. А вас, дорогой сэр Генрих, прошу остаться при моем дворе! Мне так недостает вашего светлого ума и практичного взгляда на вещи!

— Ваша светлость…

— Не возражайте, — прервал я на полуслове. — Покои вам отведут одни из лучших! Даже лучше, чем у меня, клянусь.

Он покачал головой.

— Ваше вели… ваша светлость, вы же знаете, я человек весьма даже семейный…

— Правда? — изумился я. — Так тащите сюда и семью! Места хватит.

Он вздохнул.

— Ваша светлость, вы не поверите, но я воспитываю детей в строгости и чистоте.

— Намекаете, что у нас тут вертеп?

Он прямо взглянул мне в глаза:

— Намекаю?

Я с усилием улыбнулся:

— Ну… если с самых высоких позиций… а вы живете в их мире, да, вы правы. Но я — правитель, я не могу быть слишком выше своего народа, иначе перестану его понимать. Я должен быть среди этого вертепа и стараться тихонько тащить его на чистую вершину ближе к Господу Богу.

Он опустил взгляд.

— Простите, ваша светлость, но вы — подвижник. Вы можете находиться среди них и… не пачкаться. А я не смогу. Низменные желания во мне слишком сильны, мне нужно держаться от соблазнов подальше. И семью держать… Но сам я счастлив выпить с вами!

Я крикнул: