Мария Капшина - О верности крыс

— Не обижайте старика, лорд Нохо. Пусть он останется при своей осторожности, а смелость отдайте мальчишкам. Дело не в моей смелости, а в вашей репутации.

— Хорошая вещь — репутация, — согласился ол Баррейя. — Если с умом её копить и с умом расходовать, многие подлости удастся сохранить в тайне. Но к делу. Насколько я знаю твою репутацию, ты не любитель пустых церемоний.

Загри склонил голову.

— Я полагаю, — сказал он, — для вас не тайна, что не все доходы удачливого торговца — плоды удачной торговли.

— Безусловно, — сказал ол Баррейя. — Более того, мне крайне любопытно, с кем я сейчас разговариваю: с почтенным купцом и банкиром Загиршем Ченгой или же с Лисом Загри.

— В этом деле у них общий интерес, — прикрыл глаза Загри. — А дело в том, что у обоих этих людей та же проблема, что у лорда тэрко. Эта проблема зовётся Кхадерой.

Загри сделал паузу, следя за собеседником. Ол Баррейя не шевелился; но Лис ясно видел, как тот напрягся.

— Уверен, вы и сами думали об этом. Кхади слишком быстро забрали слишком много силы. Я поставлю всё своё имущество против черепка: ещё немного, и они захотят пойти выше. Им уже сейчас тесно в подводниках.

Ол Баррейя молчал, глядя пальцами бок глиняной чашки. От чая поднимался мягкий пар.

— О том, как нестабильна Империя, вы знаете лучше меня. Если так пойдёт дальше, нас ждут беспорядки. Если не гражданская война. Самое время для авантюристов.

— Не вижу, чем это плохо для тебя, — усмехнулся ол Баррейя. — Разве не о вашей братии сказано: "богатеют в войну и наживаются в недород"?

— Я бы не прочь заработать на чужой войне, — спокойно кивнул Загри. — Но жить при этом надо в мирном крае. К тому же, в войну убивают. А на что мне деньги, если я уйду в тот мир, а они останутся в этом?

Ол Баррейя ещё задумчивей тронул глину. Загри молчал.

— И чего ты хочешь? — спросил герцог.

— Избавиться от кхади.

— У тебя есть определённый план? — ол Баррейя чуть прищурился с явным скепсисом.

— Нет. У меня есть деньги, у вас есть закон. Если мы выждем удобный момент для удара, план на этой основе разработать можно.

Дхонейдо о-Баррейя

2272 год, 26 день 1 луны Ппн

"Башни", Эрлони

На резную деревянную панель падал мягкий рыжеватый свет, обещая скоро ослабеть и смениться сумерками. Свет не подчёркивал грани предметов, а мягко облегал их, сглаживал, смазывал, делая нечёткими. Тени в резьбе казались живыми и осязаемыми, словно домовая родня туманниц, словно тихо дышали и ждали прикосновения.

Дхонейдо о-Баррейя отвёл глаза от стены и заставил себя взглянуть на широкий прямоугольник окна. Отец не скупился на отделку "Башен", и в окне было настоящее стекло в частом бронзовом переплёте. Не слюда — стекло; и заоконный мир проступал почти чётко, позволяя различить не только цветовые пятна с неясными контурами, но и некоторые детали. Тем не менее, разобрать, что это за тень дробится у левого края окна, Онею не удалось. Мальчишка завозился на высокой подушке, потом взял себя в руки и отвернулся, лёг на бок, спиной к окну, игнорируя тени.

"Я не трус, не трус, не трус…" — повторял Оней, стискивая зубы. Плечо, выглядывающее из-под одеяла, начало мелко вибрировать от напряжения.

"Не трус, а дурак! — разозлился Оней. — Не отворачиваться надо, а быть наготове, расслабиться и сосредоточиться…"

Он перевернулся на другой бок, следя за тем, чтобы не налегать на плечо и уложить ноги так, чтобы можно было вскочить одним движением. Стал следить за дыханием, вспоминая упражнения на расслабление. Чувство, которое Оней отказывался признать страхом, ушло из рук и ног и сконцентрировалось в лёгких.

Медленно сгустились сумерки, чтобы потом резко обернуться ночной теменью. Оней не спал. Он давно знал, конечно, что в мире люди умирают и убивают, что ночью на улицах небезопасно. Но вот что сам живёт в том же мире, что смерть может случиться и с ним тоже… Если Оней и знал это, знание было сугубо академическим, не имеющим никакого выхода на практику. А его мир — мир наследника лорда тэрко — исчез, не оставив на память даже брызг или обломков.

Он любил бродить в одиночку по ночному Эрлони — до недавнего времени Когда тебя каждый день окружает целая орава, это здорово действует на нервы: особенно, если из этой оравы тебе ни одно лицо видеть не хочется. Кроме, разве что, мамы, но и с ней особо не поговоришь. Не об узорах же для рукава. А о механике она сама слушать не станет. И правильно сделает — зачем ей механика?

С отцом поговорить — другое дело. Когда отец дома и когда он дома не по делу, у него случается свободное время, которое можно потратить на разговоры с сыном. Пару лет назад, когда отец ещё не был лордом тэрко, свободное время у него случалось существенно чаще…

Дхонейдо о-Баррейя вздохнул и укутался плотнее. Именно потому, наверное, он так полюбил прогулки: не столько за само брожение по улицам, сколько за то, что в финале Онея ждал кто-то, с кем можно поговорить. О-Баррейя совершенно точно знал, что мать этого знакомства не одобрила бы: наследнику герцогского рода не пристало знаться с каким-то подмастерьем. А вот отец, наверное, ничего не имел бы против. К нему постоянно по делу и без дела заходит очень разношёрстная публика. Отец судит не по родовым знакам, а по словам и делам человека. Потому, например, с ол Лезоном (хоть тот всего только граф, да и то откуда-то из провинции) говорит много и подолгу.

Не то, что с неуклюжим и бестолковым наследником.

Шагая по улице, Оней то и дело насуплено косился на встречных. Наследника назойливо преследовало подозрение, будто прохожие могут подслушать его мысли и облить его заслуженным презрением.

С новым знакомым, подмастерьем, кстати, этого подозрения не было. И вовсе не из-за разницы в положении. Просто. Болтая с приятелем о чертежах, сортах бумаги и разных архитектурных стилях, Оней меньше всего думал о разнице в положении. Если и думал, то о том, как повезло, что заказывать отцовский портрет он пришёл именно в лавку мэтра Астиваза, иначе так и не было бы никого, с кем спорить: чем больше руководствовались строители Веройге — пользой или красотой. Правда, с Мийгутом тоже не всё удавалось обсудить. Баллистикой ученик каллиграфа не увлекался, а вычисления нагоняли на него тоску. Зато рисованием, черчением и умением отличить классический имперский стиль от новоарнакийского подмастерье о-Баррейе не уступал ни в чём. Но одного этого не было бы достаточно для начала дружбы, поскольку Оней под страхом смерти не сумел бы запросто начать общаться с кем бы то ни было, будь то даже нищий или раб. Зато запросто общаться умел Мийгут, когда хотел, — хоть с церковными иерархами, хоть с наследником герцога. Потому мэтр Астиваз и оставлял на него лавку со спокойной душой: знал, что мальчишка справится с любым клиентом.