Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

ягненка дождался.

Все ж догадался

ближний исландец,

Что, лишь на свет появившийся,

Бьярки

Роду основой стал

неколебимой.

Медведь говорил

без покровов с колдуньей .

— Ну вот снова про вас, — сказал Локи. — Так ведь оно и было. Вот разве что Медведем тебя называть рановато, а что до покровов, то на ведьме и впрямь ничегошеньки не было. И должен заметить как знаток и ценитель, в таком виде она намного привлекательнее, нежели прикрытая одеждами.

Долина отвергла

печального Фенрира.

Дева с признательностью

утерлась.

Хмельная башка

наполнялась травою.

Взор обнаружил

овечьи чертоги.

След непонятный

тянулся из битвы.

Здесь пресеклось

на пороге веселье.

Шерстью покрытый,

соперник явился.

Холму крутому

старик прекословил.

Любящий зад

всегда возвращался .

— Это про тебя, это ты «любящий зад», — сказал Бьярки со злорадством. — Точнее, «любящий все задницы этого мира».

— Не вижу в том ничего дурного, — отвечал Локи. — Должен же я хоть что-то любить. К тому же объект моих симпатий ничем не хуже иных. И, наконец, могу с уверенностью утверждать, что с тылу женщины в большинстве своем выглядят не в пример выигрышнее, нежели спереди. Мне случалось бывать в краях гораздо теплее вашей Исландии, что совсем не трудно — быть теплее этих насквозь промороженных камней! — и вращаться в кругах, где одежда совсем не обязательна. Там-то я и пришел к убеждению, что в наготе вся сила женщины, а уж ее зад — куда более опасное оружие, чем самый острый меч. Похоже, ты и сам не так давно смог в этом убедиться — ведь Хейд Босоногой не понадобились ее магические навыки, чтобы сразить тебя наповал, ей достаточно оказалось лишь распустить поясок на юбке. И вот ты уже готов идти за нею, как молочный ягненок за маткой. И тебе уже безразлично, умна ли она, так ли уж хороша собою, как видится с первого взгляда, есть ли за нею приданое, кроме никому не нужных книг и свитков, чтобы позволить ей стать матерью твоих детей. Ее зад притягивает тебя, как самый сильный магнит. Он затмевает своим совершенством и сиянием все прочие женские прелести — а ведь в них у нее нет недостатка. Он сводит на нет все изъяны, которых она отнюдь не лишена, как любая обычная женщина небожественного происхождения. Да что там, у той же Ангрбоды были кривые ноги и отвислая грудь, но все это можно было простить за один лишь ее восхитительный зад, на котором, как на перине из гагачьего пуха, могла бы резвиться добрая дюжина таких молодцов, как ты. А взять Скади-Лыжницу! Ведь стоит только уговорить ее снять лыжи... Быть может, однажды я сочиню целую драпу, восхваляющую задницы, когда найду достаточно времени, неизреченных стихов и голых женщин.

Волка Отец

повздорил с коровой.

Омут невесело

вел свои речи.

Долгий огонь

пенял на солому.

По кузнице темной

рассыпался бисер.

Камень задумчивый

поддался испугу.

Мокрая Морось

Зацапала Фенрира.

Выпустил Тюр

нежную задницу.

— Не бывало такого, — сказал Локи со смехом. — Хотя с тех пор как он лишился руки, хватка у него уже не та, что прежде. Иное дело Морось — уж она как схватит, так больше не выпустит. Хотел бы я иметь такую пасть и столько зубов, как у малыша Фенрира, многих он еще сожрет, а кого не сожрет, того надкусит, но вот участи его я не завидую [38] В час Рагнарёка Фенриру, перед тем без больших хлопот проглотившему Одина, сын последнего Видар в ярости порвал пасть. .

Ласковый скальд

берсерка помнил.

Берсерк доподлинно

с тем был согласен.

Ётун волшебный

ковшом был обижен.

Бубен степенный

в полнеба простерся.

Осень большую

взлелеяла задницу.

Пьяный бездельник

за то был в ответе.

Плакса безродный

непотребно прикончил

Ворога.

— Ну, это еще только предстоит, — заметил Локи. — Хотя иначе, как непотребством, такое и не назвать.

— О чем это ты? — спросил Бьярки, погруженный в свои думы.

— О том способе, каким я намерен исполнить Веление, — отвечал Локи.

— Но ведь ты его уже исполняешь, — сказал Бьярки.

— Еще нет, — промолвил Локи. — Я только торю дорожку убийцы к жертве.

— Ты снова говоришь загадками, — нахмурился Бьярки. — От твоих книг все слова в моей голове разбредаются, как овцы при уснувшем морже. То есть я хотел сказать — при пастухе. Мне стоит громадного труда согнать их вместе. К тому же привычный смысл слетает с них, как желтая листва с осеннего моржа. Вернее, с ясеня. Уж и не разберу, то ли во всяком слове вовсе не осталось смысла, то ли наоборот, добавилось с излишком. А теперь еще и гадай, кто здесь убийца, а кто жертва.

— Возьми троих, — сказал Локи. — Хейд Босоногую, Вальдимара конунга и...

— Моржа? — спросил Бьярки.

— Можно и его, если морж не знал ни отца ни матери, — кивнул Локи. — С чего бы тогда ему обливаться слезами?

— Никогда не видел плачущего моржа, — сказал Бьярки.

— Вот тебе и ответ, — засмеялся Локи.

— Это не ответ, — возразил Бьярки. — Это полная задница.

— А ведь наступит золотая пора, — сказал Локи, — когда о плачущем морже станут слагать песни. «Я человекояйцо, они человекояйца, а я морж. Тебе не кажется, что Локи смеется над тобой? Гляди — лыбятся, как свиньи в хлеву, пихаются... А я плачу» [39] Автор отказывается верить, что существуют люди, которые считают себя образованными, и в то же время остаются незнакомы с творчеством группы «Beatles». Но объективная реальность диктует ему необходимость указать, что здесь имеет место парафраз текста песни «I Am The Walus» (Я Морж), сочиненного Джоном Ленноном в 1967 году.

— К тому времени уже не останется достаточно мухоморов, чтобы такое сочинять, — сказал Бьярки.

— Асы всемогущие, что еще я должен сделать, чтобы этот парень захотел со мной выпить?! — вскричал Локи.

Во всякой обители

есть место хлопотам.

Гроб безраздельно

удерживал скальда.

Норвежец подумал

о зимней стране.

Паршивая ночь

надсмеялась жестоко.

Доска просмоленная

от браги расселась.

Порожний сундук

криком наполнился.

Неподалеку

печалилось лежбище.

Обманутый Локи

моржа упрекал.

— И все же, о каком морже постоянно идет речь? — спросил Бьярки. — Не частый это гость в наших краях. А в моей голове он засел, как топор берсерка.

— Моржи не то, чем они кажутся, — заметил Локи. — По крайней мере, не всегда. Или это было сказано о совах? Или будет? Уж и не упомню.