Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

Должно быть, дремала

Лыжница-Скади.

Эгир [40] Эгир — морской великан, частенько устраивавший богам ритуальные пиры в своем скромном домике. зато

ото сна пробудился.

Некая задница

песни горланила.

Враг стародавний

приманивал зиму.

Блистательный конунг

с тех пор заболел,

Сполна обожрался

каким-то дерьмом.

Рука неживая

исправила цену.

Ясень спросил,

усмехаясь похабно:

«Блудная жена воротилась?»

— Блистательный конунг — это про ирландца? — спросил Бьярки.

— Вообще-то я имел в виду Хёнира, с которым мы вас и выдумали, — сказал Локи. — Но ты вправе понимать написанное, как тебе асы на душу положат.

Мертвый пришелец

задорно смеялся.

Но медяку

ошибаться не стоило.

Сволочь пустая

напивалась без роздыху.

Дева дебелая

тому изумилась.

Полярная задница

бормотала.

И только с рассветом

проснулась надежда.

Приблудный слепец

кончил с Лыжницей-Скади.

— Так, — нахмурился Локи. — Отчего мне все время кажется, будто я что-то пропустил? Я всегда подозревал, что старый греховодник Хёд [41] Хёд — слепой бог, что боевого духа в нем не убавляло. В ходе Рагнарёка по каким-то причинам, а вероятнее всего — сослепу, принялся убивать других богов. положил глаз, которого у него отродясь не было, на эту негодницу Скади. Что тут вообще творилось, пока я прохлаждался внутри девяти камней?

— Ничего особенного, — сказал Бьярки. — Ржавый кузнец грозной тещи ослушался. Флягу кувшин ожидал не переча. Дурень схватил мохнатую рыбу. Ласковый случай вразумил тетиву. Призрак узнал барана щербатого.

— Похоже, кое у кого начинают перегреваться мозги! — воскликнул Локи. — Настала пора охладить их пенным напитком.

— Еще не настала, — сказал Бьярки. — Все равно твои безумные стихи не свалят с ног настоящего викинга.

— Да ведь ты не настоящий, — возразил Локи. — И уж точно не викинг.

— Я не в пример крепче, — заявил Бьярки.

— Не знаю, как там насчет крепости, — сказал Локи. — Но упрямства в тебе хоть отбавляй.

Залив опустелый

медвежонка преследовал.

Жемчуг вернул

лунной деве рассудок.

Козел по привычке

избрал мертвеца.

Нужда оправдала -

Ярла Дочь исхудалую.

Клич боевой

бросил ветреный заяц.

Муху обидел

взгляд опечаленный.

Уж во весь дух

от моржа улепетывал.

— Любопытно, в каком краю свела их судьба? — спросил Бьярки.

— Известно в каком, — сказал Локи. — Где льдов больше, чем земли, а небо такое серое, что поневоле захочешь кого-нибудь убить. Где даже заяц нет-нет, да и возомнит себя берсерком, хотя не перестанет быть при этом зайцем. И даже мухи обидчивы в те редкие деньки, когда негреющее солнышко поднимает их из спячки.

Лошадь хромая

смеялась над задницей.

Козел задирал

медведя недвижного.

Фартуком Скади-

Лыжница чресла

Просторным облечь

свои вознамерилась.

Волку знакомы

Мидгарда тропы.

Однако слепца

прикончила дева.

Топленый сыр

улизнул от коровы.

Для Мороси Мокрой

сгодилась беда.

Синяя сволочь

досуха выпила

Героя ирландского

Беовульфа,

Поражающего чудовище Хрюнделя.

— Кажется, это была хрюнделева мамаша, — сказал Локи, — та еще стерва. Вполне возможно, она была синяя. И, безусловно, сволочь.

— А вот Скади сменила тесный фартук на просторный, — заметил Бьярки. — Не указывает ли это на ее пустившееся в рост брюхо?

— Еще и как указывает, — проворчал Локи. — Скоро в Асгарде не протолкнуться будет от маленьких великанов...

Стрела слишком явственно

ётуна помнила.

Вихрь вразумил

жену огневласую.

Козел бесполезный

капустой утешился.

Крыса дивилась

бывалому ворону.

Капкан поутру

к себе позвал парня.

Уж завернулся

в накидку иссохшую.

Бородатая дева

ладьей обернулась.

Мог лишь тупица

мечтать о подойнике.

А ворон славно

обчистил Фенрира.

Всякому пьянице

отчаянно нравится

Близкая задница.

— А что? — сказал Локи горделиво. — Неплохо написано. Вот и еще одна поговорка!

Ответом безумец

утешен был мерзостно.

Конунг сиятельный

свой вертел сберег.

Накликала сушь

пожар уморительный.

С ящиком сходна

стала Дочь Ярла.

Недруг глумливый

совестил флягу.

Фенрир неумную

дуру приветил.

Бесстыжий сиротка

жратву костерил.

Медведю лгала,

нимало не совестясь,

Хейд Босоногая.

— Мне показалось, она говорила сущую правду, — сказал Бьярки.

— Ты мало ее знаешь, — промолвил Локи. — Она женщина, а женщины и сами порой не разбирают, когда говорят правду, а когда лгут. Так уж они устроены. Вернее, так уж я их придумал. Согласись, не самый плохой сосуд для хранения всей мировой лжи.

— А без лжи никак нельзя было обойтись? — спросил Бьярки.

— Если бы никто никому не лгал, — сказал Локи, — уже тысячу лет как люди поубивали бы друг дружку. Правда — не самая приятная музыка для ушей. Зато все, что в этом мире есть пригожего и желанного, выстроено на лжи и выдумке. Правда — она только черная и белая, а ложь может быть любого цвета. Потому-то правдолюбцы всегда безобразны внешне, голоса их противны и скрипучи, а одежды неряшливы. И живут они недолго. А женщины... ну что я тебе буду про них тут распинаться? Ты и сам уже знаешь не хуже моего — это самое лучшее, что есть на свете. Чего греха таить, этот мир был задуман с глубокого похмелья и, как результат, скроен сикось-накось. Так вот, когда я выдумывал женщин...

— То был трезв, как слюдяное окошко? — изумился Бьярки.

— ...вообще лыка не вязал, — продолжал Локи. — Глаз открыть не мог, не то что рукой пошевелить, руну какую нарезать. Уж не помню, как я там и где возился... А ведь поди ж ты, как все удачно получилось! Весь мир — одна большая задница, и только женщины — подлинное украшение.

— Для задницы, — добавил Бьярки с сомнением.

— А что же, — сказал Локи. — Украшение всюду к месту!

Медведь захмелевший

зиму прикончил.

Разбилась о скалы

русалка исландская.

Огнем занялась

чародейная рыба.

Весенний дурак

всех овец насмешил.

Рыжего ёж