Джоэл Розенберг - Спящий дракон

Он отвел взгляд. Похоже, они поменялись местами. Прежде она всегда избегала его взгляда.

– Что-то стряслось?

– У нас проблема.

– Правда? – Он изогнул бровь. – Только одна? Это было бы отлично. Просто отлично. Ты о какой говоришь? В данный момент я переживаю насчет Ловкача и Хакима. Мне лезут в голову с полдюжины бед, которые могут там стрястись, и ни с одной мы ничего не сможем поделать. Сколько их уже нет?

– Пару часов. Но я говорила о проблеме совершенно новой. – Она потерла глаза. – Я не могу восстановить заклинание.

– Что?

Клирик – не то, что маг, он не зависит от книг. Клирику, чтобы заклинание восстановилось, надо всего лишь помолиться об этом. По крайней мере так всегда считалось.

– Я старалась. Честно, старалась. Но не получается.

Гном даже не пытался скрыть ни свой гнев, ни свое разочарование.

– Ты старалась… – что ты старалась делать?

– Молиться Исцеляющей Длани. Но ничего не произошло. – Она царапала одной рукой другую, оставляя долгие кровавые бороздки. – Я ощущаю в голове другие заклятия – все до единого. Но использованного вспомнить не могу. – Струящаяся светлая прядь упала ей на глаза; она отбросила волосы. – Возможно…

– Что?

– Возможно, если б я верила…

Он схватил ее за плечи и встряхнул.

– Ты хочешь сказать, что после всего, что с нами случилось, не веришь в магию?

– Прекрати. Прекрати! – Он позволил ей стряхнуть свои руки. – Это не то. Просто мысль о боге с Исцеляющими Дланями…

– Милосердном божестве?

– … творящем добро, исцеляющем людей – мысль эта кажется мне ужасно абсурдной. – Она запустила в волосы тонкие пальцы. – После того что случилось с нами – после того что случилось со мной – я все еще не приемлю этого. На самом деле – не приемлю.

– Здесь не место для таких разговоров. – Он никогда прежде не видел Дорию с этой стороны. Под ее внешним дружелюбием, под наманикюренными ногтями и слегка странными манерами таилась глубокая печаль.

– Не место. – Она пошевелила губами, но изо рта не донеслось ни слова. Дория спрятала лицо в ладонях.

– Если не хочешь говорить об этом – не надо, – сказал он и тут же сам себя обругал. Исповедь – могучее средство очищения души; он должен был предложить ей поговорить, заставить выговориться. – Нет, расскажи мне.

Вяло как-то вышло. Проклятие.

– Не могу.

Он потянулся к ней, мягко отвел ее ладони от щек.

– Не тревожься. – Ахира заставил себя улыбнуться. – Все еще наладится, вот увидишь. А если ты захочешь потом поговорить со мной – я буду здесь. Где бы это самое «здесь» ни было. – Он встал и помог ей подняться. – Я видел в одном из коробов консервы. Не прочтешь мне этикетки? Если там есть лосось – мы его вскроем.

Ее улыбка была почти веселой.

– А консервный нож ты видел?

Он похлопал по топору.

– А как же.

Ловкач перешагнул колею на пыльном тракте.

– И как ты намерен вести игру?

Хаким улыбнулся.

– Н-ну… – протянул он. – Сперва мы заглянем в кабак и что-нибудь там выпьем. – Он склонил голову к плечу. – И может быть, отыщем себе хорошенькую подружку.

Они были в полумиле от города, стены уже мрачно нависали над ними. Ловкачу было странно видеть, как легко шагает Хаким: бросок вниз по холму и до города почти не утомил его.

Ловкач приподнял руку.

– Не гони так. Дай отдышаться. – Он закашлялся. – И скажи на милость, с чего это тебе пришла охота делиться? «Мы»?

Не сказать, чтобы после этого марш-броска его интересовало что-нибудь, кроме места, где можно посидеть и чего-нибудь выпить. Желательно – холодного.

Хаким хлопнул его по спине.

– Таков уж я. Джейсон, дружище, мы идем туда по делам, но я что-то не слышал, чтобы гном запретил нам повеселиться. Ты при каких деньгах?

Тот пожал плечами.

– Не знаю. Одна платиновая монета, пять золотых, восемь серебряных и шесть бронзовых – что-то вроде того.

– Ну ничего себе! – восхитился Хаким. – Он точно не помнит! Ну, Джейсон, ты даешь.

– Зови меня Ловкачом. – Он почесал культю. Джейсон Паркер был молод, и руки-ноги у него были целы.

– Ловкач так Ловкач. Знаешь, доку стоило немалого труда отправить нас сюда – да еще и снарядить, как надо. Вряд ли он дал бы нам с собой казну, с которой не прожить.

– Пожалуй.

Из-за поворота впереди раздался скрип, и они поспешили туда. Коренастый крестьянин, приветливо улыбаясь щербатым ртом, толкал перед собой скрипящую тележку. Остановившись и придерживая одной рукой тележку, он пригладил пятерней соломенные волосы.

– Привет, парни, – тягуче проговорил он на эрендре. – В Ландейл?

Ловкач подошел к крестьянину и смахнул с его плеча невидимую соринку. Куртка у него была такой же, как у Ловкача, только более широкой.

– Куда ж еще… Ну вот, так-то лучше. Как поторговал, приятель?

Крестьянин похлопал по кошелю, потом показал на миткалевые мешки на тачке.

– Отлично. – Он отпустил тележку, и она встала на две отходящие от рукоятей подпорки. – Кстати! – Он порылся в тележке и выудил пузатый бурдюк. – Не вижу, почему бы Веннелу из Лундскарна не выпить по этому поводу с парой путников. За удачу. – Он раскупорил бурдюк и сделал добрый глоток. Красные струйки потекли из углов его рта и канули в бороде. – Окажете мне честь?

– С радостью. – Хаким отодвинул Ловкача, взял бурдюк, глотнул, опустил его и подал Ловкачу. – Отлично. Просто отлично. – Он отер рот тыльной стороной ладони.

Ловкач выпил. Хаким был прав: вино оказалось отменным. Темная тепловатая жидкость смыла пыль с губ, заменив ее радостной игрой пузырьков, что, кипя, прокатились вниз по горлу, оставив за собой теплые волны. Ловкач придержал дно бурдюка культей и задумался, не сделать ли еще глоток. Нет, это может показаться жадностью. Жадным лучше быть, а не казаться. Он вернул вино Веннелу.

– Благодарю.

Крестьянин нахмурился; тут же вспомнилось: после тоста за удачу следовало представиться.

– Эйнар… Однорукий благодарит тебя.

Веннел расплылся в улыбке и вопросительно взглянул на Хакима.

– И Хаким Сингх тоже благодарит тебя.

Вопросительная улыбка не исчезла.

– Твой друг Эйнар, я вижу, из Осгарда. А ты?

– Из Секауруса.

Веннел покивал.

– Ага. Это где-то… – Он пошевелил пальцами, словно направление вертелось у него на языке.

– На западе, – подсказал Хаким. – Далеко на западе.

Глаза крестьянина округлились.

– За Горьким Морем?

– Еще дальше.

– Уж не за легендарным ли Дар-Таретом?

Хаким и Ловкач обменялись быстрыми взглядами. Дар-Тарет был отправной точкой их последней игры. Последней перед этой… впрочем, это уже не игра.

– Да, даже и за Дар-Таретом.