Eldar Morgot - Тень на Солнце

— Добрая женщина… — начал было отец Кондрат. Зезва, прикрыв рот ладонью, молча смотрел на происходящее.

— Прочь! — подняла голову Зара, широко раскрывая глаза. Душевники вокруг заворчали. — Уходите прочь, солнечники, оставьте меня в покое! И вот что я еще скажу вам, запомните мои слова и расскажите всем в вашем Мзуме…За кровь невинного сыночка ответите вы все! Я, Зара, проклинаю вас и Мзум! Будьте же вы прокляты! Говорю вам: не пройдет и года, как кровью заплатите за моего сына, запылают и ваши дома, заплачут ваши женщины, увидите вы гибель близких и смерть вокруг себя, ощутите страх и ужас!! Пусть будет проклято Солнечное Королевство Мзум, пусть будет проклято…проклято, проклято, проклято!! Проклято…Сыночек, сыночек…

Зара бросилась на землю, заголосила, завыла. Женщины подхватили плач. Отец Кондрат хотел было помочь Заре, но несколько душевников преградили дорогу, грозно насупившись. Каспер вытирал слезы, не в силах отвести от лица умершего. Губы юноши что-то шептали.

— Будьте вы все прокляты, вы и ваше королевство Мзум!!

Этот крик еще долго звучал в ушах Зезвы.

— Докладывай, — приказал Тарос Ун.

Командир лучников расслабил тесемки черного плаща, переступил с ноги на ногу.

— По твоему приказу, командор. Задание выполнено. Уничтожено много врагов темных квешей. Подробный отчет я написал и передал тебе лично.

— Знаю, — Тарос смотрел, как несколько чаек, деловито покрикивая, охотятся за рыбой. — Просто хотел спросить кое-что. Дополнительно.

— Я слушаю, командор.

— Опиши мне еще раз того рыцаря с косичкой.

— Ну…такой… выше среднего роста, пожалуй, даже высокий. Волосы черные, небритый. Вроде бы Зезва его зовут, так сказал Амкия, когда провожал нас к берегу.

— Хорошо, спасибо, командир. Свободен.

Лучник поклонился и исчез так же быстро, как и появился. Командор повернулся, следя, как матросы ставят паруса. Солнце уже почти полностью показалось из-за горизонта, ослепительный шар величественно сверкал, словно наслаждаясь властью над кланяющимися ему бесчисленными волнами. Грозовые тучи медленно отступали, словно испугавшись мощи и сияния проснувшегося светила. Дул свежий попутный ветер, и вскоре кивский корабль бодро мчался по волнам, держа курс на заход солнца. Тарос Ун отправился в каюту, рассеянно кивая на приветствия моряков, попадавшихся навстречу. Он думал о недавнем разговоре с хыгашем Мареном, представителем Морского Народа.

— Итак, Кив вмешался, — сказал хыгаш, плескаясь в воде возле борта. Чешуйчатое гоминидное тело лениво распласталось на воде. Руки и ноги с перепонками между пальцами свободно двигались, поблескивая серебром. Совершенно безволосое лицо и длинные зеленоватые волосы. Что-то вроде набедренной повязки, пара ножей на поясе. И жабры за ушами. Марен лег на спину, уставился на Тароса снизу вверх. Синие глаза морелюда блестели.

— Еще нет, — мрачно возразил командор. — Маленькая вылазка на берег для устранения некоторых последствий. Никто не видел. И не слышал. Все прошло по плану.

— Никто? — прищурился Марен. — Мои люди сторожили выходы и входы в катакомбы со стороны моря и…

— Раньше нужно было сторожить, — буркнул Тарос, — глядишь, и виртхи не прошли бы.

— Человек! — хыгаш протестующе ударил ладонью по воде. Полетели брызги. — Ты же не думаешь, что моряне должны патрулировать ваши города? У нас и без этого полно забот. Радуйся, что Кив — единственное людское королевство, с кем мы вообще имеем дело. И то, лишь по причине вашей лояльности к интересам Морского Народа на Отмелях.

— Конечно… — пробормотал Тарос.

— Что ты там шепчешь?

— Ничего.

— Отмель не вмешивается в человековские распри, — продолжал Марен. — Но виртхи не могли придти просто так. Сами по себе, я хотел сказать.

— Я тоже так думаю, — согласился кивец, крутя ус.

— Рад, что мы пришли к пониманию. Поэтому на твоем месте я бы не был столь уверен, что бравые лучники Кива ушли незамеченными…

Тарос Ун остановился возле дверей каюты, вздрогнул, прикрыл на мгновение глаза. Затем резко повернулся на каблуках и зашагал к правому борту. Там, опершись о шершавые поручни, Тарос подставил лицо прохладному ветру, вдыхая морской запах и прислушиваясь к крикам чаек. Корабль Великого Пространства Кив плыл домой.

— Куда ты спрятал деньги? — спросила Наи, когда они с Кином лежали в своей спальне. Толстые ноги женщины были раскинуты по кровати, нечесаные волосы разметались по подушке.

Кин скривился в улыбке. Огоньки свечи играли в его прищуренных глазах. Он многозначительно пошевелил пальцами.

— Тебе какое дело, женщина? В надежном месте.

Наи заворчала, перевернулась на спину и уставилась на ухмыляющегося супруга.

— А дом-то теперича нашенский! — зашептала женщина возбужденно. — Горемыка исчез, шлёндра мзумская тоже! Наш дом по праву!

— Ты что? — выкатил глаза Кин. — А вдруг сосед вернется, что тогда?

— Да не вернется он, чтоб мне сдохнуть! Говорю тебе, что дом ихний получается ничей…

— Дура, чтоб тебя дэвы взяли! Раз хозяин помер или пропал, гамгеоновы люди дом в казну заберут!

Наи привстала и хитро улыбнулась.

— Да разве не твой родич в писарях спину гнет?

— Мой, — просветлел Кин, тоже приподнимаясь. — Ах, ты… Но как же, денег-то понадобится немерянно, чтобы всунуть в лапу кому следует…

— Разве нам плохо заплатили? — вкрадчиво улыбнулась Наи, поглаживая мужа по волосатой груди.

Кин хотел ответить, но странный шорох заставил его насторожиться.

— Слышишь? — поднял он палец, вглядываясь в темноту. Наи посмотрела в сторону еле видного окна, затем в угол спальни, где был небольшой образ Аргунэ, покровительницы домашнего очага, и насмешливо выставила нижнюю челюсть.

— Послышалось тебе, старый пень.

— Наверное, — согласился Кин, натягивая одеяло. — Давай спать, завтра побегу к писарю, потолкую с ним… А дом добрый, побольше нашего…

Наи вдруг хрюкнула, в ужасе уставившись на черную тень, появившуюся возле кровати. Кин подался назад, словно хотел войти спиной в стену. Его жена завизжала, как свинья, которую тащат на живодерню. Кин раскрыл рот в беззвучном крике. Тень дернулась, взметнулось восемь рук. Супруги не видели блеска ножей. Слишком уж темно было в их спальне. Но кровь, фонтаном брызнувшая из перерезанной глотки Наи, дала силы Кину, чтобы заверещать от ужаса. Он судорожно провел рукой по лицу, чувствуя, как что-то липкое и влажное остается на коже. Словно прижатая к стене лягушка, он отчаянно скреб ногами и руками, потеряв от страха разум. Он лишь видел подергивающую тушу жены и черный силуэт с множеством рук. Темнота взорвалась болью, и Кин сполз со стены обратно в кровать, вцепившись в собственное горло, в тщетной попытке остановить хлещущую оттуда кровь. Он захрипел и уткнулся лицом в тело жены.