Хаген Альварсон - Девятый Замок

Мы шагали к обледенелым воротам по тропе, посыпанной пеплом погребальных костров, а по обе стороны от нас была бездна. Друид шёл первым, за ним — Дэор, что нёс тело земляка, дальше — Эльри Бродяга, я, Снорри Безумец, Дарин, сын конунга, Борин Скальд, Тидрек Искусный. Замыкал шествие Асклинг. Мы вошли в Девятый Замок, чугунная пасть беззвучно затворилась, и тьма поглотила нас.

Был ненастный осенний вечер, когда старый раб Скулле по прозвищу Сказочник увидел знамение. Из-под ножа, что торчал в притолоке двери большой опочивальни, сочилась кровь. Тот нож вбил на полдлины Рольф, сын Ингвара-бонда, уходя из дому, и не думалось никому, что он вернётся.

Увидев такое дело, Скулле побежал разыскивать Харрика. Ведь именно Харрик подарил младшему братишке тот нож, и не сказать, будто бы без причины. Он всегда волновался за непутёвого Рольфа, а вот среднему Стурле никогда не было особого дела до брата. К старому же Ингвару Скулле идти побоялся, ибо никто не ведал, любит ли тот своего сына или ненавидит.

Харрик и Стурле как раз решали, сколько ячменя оставить на пиво, а сколько оставить до весны, для посева на будущий год. Ингрид, юная супруга Стурле, пыталась спорить, ибо считала хозяйство женским делом, пока Харрик не разозлился:

— Стурле, пусть эта женщина умолкнет, иначе проучу вас обоих!

Ингрид обиделась, надулась и выбежала прочь, едва не зашибив старого раба. Стурле пошёл её утешать.

— Думается мне, твоя жена не доведёт до такой беды, — прокряхтел старик.

— Это уж не твоя забота, мой добрый Скулле. Что случилось?

— Кровь течёт из-под скрамасакса Рольфа.

Харрик молча кивнул.

Когда старший сын Ингвара достал нож из дерева, кровь перестала бежать. В доме было темно, и Харрик вышел во двор, чтобы лучше разглядеть клинок. Хотя пальцы и так сказали ему, что сталь изъедена жестокой ржою.

— Рольф Ингварсон умер сегодня, — сказал со вздохом Харрик. — Завтра позовём мастера, что поставит по нему рунный камень. А сегодня мы накроем столы, пригласим гостей и станем веселиться. Ибо наш брат пал в битве, и отправился в Золочёный Чертог, и сегодня он будет пировать с богами и героями. Так возрадуемся же за него, и не станем лить слёзы!

И в усадьбе Вирсингов в ту ночь не смолкала музыка, лился эль, и люди веселились и плясали. Когда умирает герой-викинг, влага скорби не бежит по щекам.

Одного лишь боялся Харрик: он не знал, как скажет Сольвейг, дочери Вагна Раума из Хергефьорда, что не сидеть ей больше на коленях её милого Рольфа.

И здесь кончается Сага о Рольфе сыне Ингвара.

Трое их было, тех, кто предстал перед Хранителями Девятого Замка в его Престольном Зале. Трое из древнего народа, что был старше людей и животных, старше гор и лесов, старше огня и ветра, старше волн и сновидений, народа, что знал богов и возжигал звёзды. Из того народа, что почти уже исчез из пределов Круга Земного.

Один из них кутался в крылья тьмы, на лице носил лекарскую маску с клювом, а на голове — широкополую алую шляпу, по углам которой сидели четыре ворона. Он опирался на трость с железным вороном в навершии. Второй — одноглазый старик в потёртом плаще, изуродованный, страшный, белобородый, с ржавым рогом на поясе и белым кречетом на плече. Этот опирался на тёмное от крови копье, а правый глаз ему заменяла безобразная дыра. Третьей была женщина в грязно-белых лохмотьях, молодая лицом, но совсем седая, с белыми гноящимися глазами, что едва видели свет. Её грязные спутанные космы мели пол, а кожу покрывали язвы и короста. Она улыбалась невесть чему.

Хранителей было четверо. Они восседали на высоких престолах, и тени их смыкались на высоком куполе. Облако тьмы с белым волчьим лицом, огненнокожий змей, цветущая сирень и синий, глубокий простор волн: таковы они были в своих истинных обличьях. Они сидели и ждали, пока просители заговорят.

И тогда тот, кто носил на шляпе воронов, сказал:

— Есть у нас к вам просьба. Те, кто шли сюда из дальних краев, уже здесь, они вошли в Девятый Замок. Хоть мы и старались, чтобы этого не случилось.

— Мы тоже старались, — ответил шелест листвы. — По вашей просьбе.

— Я не стану просить, чтобы вы отказали им в испытании или не отдали награду. Но… мы хотели бы тоже испытать их.

— По какому праву? — жаром дохнули складки драконьих колец. — И что они вам сделали?

— Грядёт пир богов, — скрипучим голосом крикнула женщина, — боги вернутся и заберут свои тени, и станут петь и сражаться, и вкушать плоть, и пить кровь, как и положено богам!

— А эти девятеро желают похоронить богов и людей, желают сумерек, которые зовут рассветом, — охотник погрозил копьём неведомым врагам. — Они страшатся конца времен, и это верно!

— А вы не страшитесь? — насмешливо плеснула волна об айсберг.

— Они, ОНИ сделали нас такими! — закаркал с досадой человек в маске. — Посмотри на нас! Я, Кромахи Повелитель Воронов, великий колдун и мастер загадок, помню, как зажигались во тьме первые звёзды! Кто я теперь? Детская страшилка? Он — Король Дикой Охоты, Король-Чародей, вождь безумных всадников, что мчатся по ночному небу, забирая неосторожных путников, мчатся из одного конца вселенной в другой, и так до конца времен, пока мальчик не затрубит в ржавый рог… А знаете, кем был он ранее? А кем была она, болотная Лишайная Ведьма?.. Она была первой хранительницей и первой матерью! И это не все, есть ещё Корабль Мёртвых и его кормчий, есть Багровый Кракен, есть Спящий-в-Горах, есть Матерь драконов, есть Терх Глаза Ужаса. Ныне мы лишь тени самих себя! Люди убили нас, люди заточили нас в темницу немоты и бессилия, и мы не можем ни заснуть, ни умереть. Мы помним мир, прекрасный до начала времен, и по праву старших мы…

— О да, а мы, верно, вчера родились! — прервал мрак. — Разве не Король Дикой Охоты сделал в своё время меня хранителем?..

— Нет! — Король ударил копьём об пол, кречет снялся с его плеча и пронзительно крикнул. — Не я это был, а Эрлинг Всеотец, тот, чьей жалкой тенью я являюсь…

— Род людской надо стереть с лица земли, — жёстко сказала Лишайная Ведьма, обратив к волколикой тьме полуслепые глаза. — Жаль, но дети мои забыли, как прекрасен этот мир.

— Великий дар Слова был у рода людей, — Кромахи говорил грустным тихим голосом. — Во что обратили они его? В железо мечей и золото монет? Свои слова и законы они вывернули на изнанку. При этом они все добренькие и даровитые. Они украли сами у себя священный смысл слов, и плачут теперь, что плохо жить и счастья нет. Я хочу, чтобы эти девятеро поняли это.

— Их восьмеро, — поправила волна. — Девятый умер.