Хаген Альварсон - Девятый Замок

"Кто ты, Прекрасная? Что у тебя в прошлом? И что — в грядущем? Что за рука сжимает твоё сердечко?"

Она вздрогнула, словно задетая его мыслями, и медленно повернулась в его сторону. Он же, испугавшись быть замеченным, спрятался за пушистой елью.

— Ан паси, халькё! Альди, ан айди! Мэлькиэ, хальк! — прощебетал чудесный голос, и боль пронзила сердце Дэора раскалённым копьём, а стыд воспламенил лицо. Одно-единственное слово, а бьёт больнее закованной в латы руки. "Халькё, хальк". Чужак. Это слово он знал очень хорошо. Одно из немногих слов языка Народа Холмов, ведомых ему. Так они зовут краткоживущих.

Так — и никак иначе.

— Не прячься, чужеземец! Выходи, не таись! Покажись, чужеземец! — повторила она на Скельде.

Дэор вздохнул и вышел.

Их глаза встретились — её, серо-зеленые, как тени крон на траве, и его, голубые, как горные озера. И свет её глаз затопил окружающий лес, и не осталось ничего, лишь эти глаза, грустные и чуточку лукавые. На её губах расцвела подснежником несмелая улыбка. В душе Дэора что-то стронулось, заскрежетало, лопнуло, осыпаясь ржавчиной и трухой годов изгнания, и слова сами срывались, и зазвучала под кронами Альвинмарка песнь на Скельде:

И замолк. Песня застряла в горле рыбьей костью.

— Глупый, глупый чужеземец, — сказала она, улыбаясь и качая головой, — разве ты не знаешь наших законов? В филидхе Эмайн Раттах сказано: "За каждую сломанную ветку — сломанная кость пришельца". Могу представить, сколь веток уже тобою сломано!

— Я видел два прекрасных чуда в один день, и умирать не жалко, — ответил Дэор и поклонился.

Она рассмеялась — горько, больно, обидно.

— Ты не хочешь взять меня в заложницы и выкупить свою свободу?

— Тебе бы этого хотелось?

Девушка опустила взор. Грусть серой птицей заслонила её лицо своим крылом.

— Не следовало мне этого говорить, — молвил охотник виновато. И добавил, — меня зовут Дэор сын Хьёрина из Эоргарда. К услугам твоим, прекрасная дева, и всего твоего рода.

— Если бы ты знал моих родичей получше, Дэор сын Хьёрина, ты остерёгся бы предлагать им услуги. Я — Фионнэ Эйлори, дочь Эльнге Багрового Плаща. Он великий король Раттаха и…

"…и редкая мразь", — прочитал Дэор в глазах девы.

— Боги! — прошептал он в ужасе. На её глазах блестели слёзы. И это были слёзы ненависти.

Дэор знал, что ни его, ни любого другого из Верольд не хватит на такую ненависть. Разве что — кого-то из древних, и то вряд ли. Что же надо было сделать, как же надо было издеваться… А может, просто ничего не делать, только взирать с ледяным равнодушием? И Дэор возненавидел сей проклятый, прекрасный, заколдованный лес. Лес, что изувечил эту птицу.

"Я не должен этого видеть! За что, о боги!?"

Боги не успели ответить.

Раздался хруст ломающихся кустов и рычание. Земля дрожала от тяжкого топота.

— Это ваши знаменитые собаки? — ухмыльнулся Дэор, зная, что терять уже нечего, слова лишены значения, а чувства — последствий.

— Нет. Наших собак не слышно, — побледнев, ответила Фионнэ.

И, обернувшись, закричала: прямо на неё неслось чудовище из бездны.

То были исполинские волки, поросшие чёрной шерстью. Было их пятеро, один гаже другого. Кто породил их во мраке древних времен? Помесь волка и человека: задние ступни широкие, развитые плечи, росту трёх альнов, — и жуткие клыки.

Дэор выпустил стрелу, так и не доставшуюся оленю, в ближайшего волка. Схватил девушку за руку и дёрнул назад, прижал её к столу ели, а сам стал перед ней.

— Полезай наверх, — проворчал он, — это свартаварги, проклятые оборотни…

Подстреленный им варг дёргался в траве, заливая её кровью. Четверо застыли на миг над телом павшего, и новая стрела отправилась в полёт. Острие лишь оцарапало пасть. Третья стрела метила в грудину чудовища, но отскочила от косматой шерсти.

" — Так это правда! — подумал с отчаянием Дэор. — Они в самом деле неуязвимы для железа!"

Двое пошли на него, еще двое обошли сзади. Варги бросились одновременно. Фионнэ уже ловко забралась наверх, но Дэор не стал уклоняться, только крепче прижался спиной к стволу. Он встретил когти и клыки клинком меча и обухом секиры. Удачно встретил: сталь рассекла открывшуюся пасть, и беззубый волк откатился, обиженно скуля. Но против заколдованного меха сталь была бессильна. Следующий выпад он снова отклонил мечем, но тварь била так сильно, что Дэор опустил клинок. И его плечо прокусили трёхдюймовые клыки. Левая рука онемела, пальцы разжались, и меч бессильно упал в траву. Правой Дэор яростно дубасил варга, молотил его рукоятью то по морде, то по макушке. Варг отскочил, Дэор шагнул ему навстречу, и рухнул обух секиры на череп. Осколки кости вспороли кожу, брызнул мозг.

А Дэор снова пропустил удар. Справа, в лицо. Когти разорвали щеку, ещё один укусил за ногу, потом — за локоть правой руки, которой он держал топор. И понял Дэор сын Хьёрина, что это конец. Ибо руки больше его не слушались. Боли не было. Ярость глушила боль. Было тупое онемение. Оставалось только неуклюже пинать и молотить кулаками, вслепую, без смысла и без цели, ибо кровь заливала глаза.

Вдруг один варг куда-то исчез. Дэор вывернулся из-под ели, нырнул вниз, ухватил последнего оборотня за болтающиеся ятра и сжал, выкручивая и дёргая их вниз. Варг, понятное дело, взвыл, но взвыл и второй. Дэор вскочил и потянулся к поясу за кинжалом.

А кинжала не было.

Фионнэ Эйлори, прекрасная, чистая, непорочная дева, неистово рыча, колола оборотня в спину. Кинжал из зуба морского змея взлетал, тёмный от крови, и снова падал, подобно возмездию. Дева из сидов наносила новые раны, молниеносно уходила от когтистых лап чудища. Руки, лицо и одежда королевны окрасились бордовым, а глаза сверкали яростью рыси. Такие же зелёные, холодные и жестокие…

То была дочь своего отца. Воина и вождя воинов, что водил рати сидов против сил древней Тьмы сотни лет назад. Она была бесстрашна и прекрасна. Вечерний свет Народа Холмов, кровавое пламя заката волшебного королевства…

Вскоре всё было кончено. Дэор перерезал глотки всем пятерым и сокрушался, что нет времени содрать шкуры и отделить головы от тел. Фионнэ торопила его, заботливая и красивая.

— Скорее! Скорее, Дэор! Идём со мной, быстрее! Я спрячу тебя, я вылечу тебя.

— Нет, красавица, — заплетающимся языком отвечал охотник, — скоро тут будут ваши дозорные, следопыты, охотники, и… скормят меня вашим псам…

— Пошевеливайся и не мели ерунды.

— Я уже мертвец…

— Да идём же! Упрямый чужак, ты под моей защитой! Никто тебя не тронет!