Николай Ярославцев - Вождь из сумерек.

— А когда ей скучать? По целым дням с коня не слазит. Но если это очень нужно, хоть завтра в путь. Может, вдвоем?

— Нельзя, Зорень. Кому то и рубеж надо стеречь. Один Спень за всем не уследит.

Как булатный клинок в беззащитную плоть, вонзились полки Груздня в земли каганата. Беспощадным ураганом пронеслись они по кочевьям, вырубая дозоры и сторожи. Заполыхали казарские вежи. От горизонта до горизонта бушевало пламя и стелился дым пожарищ. Словно копья разили полки, молниеносно и насмерть. Разлетались в стороны, сея смерть, и соединялись, как пальцы в мощный кулак, для сокрушительного удара.

На ходу меняя коней и, почти без отдыха, вел Груздень свои полки к Казторану.

А между полками, невесть откуда взялись волчьи стаи. Оглашая просторы каганата устрашающим воем, они разметали стада и конские табуны по степи. И показалось, что нет уже силы, чтобы остановить это, обрушившееся на каганат, безумие. И что кара богов настигла кочевья за бесчисленные грабежи и насилия.

Те, кто уцелел, спешно отступали, бросая шатры, нажитый скарб и скот, на юг или под защиту стен Казторана. Но это удавалось не всем.

Как из под земли вырастали грозные всадники. Нещадно нахлестывая скакунов, засыпали на всем скаку меткими стрелами. С визгом летели из ножен мечи. И тогда уже спасения не было никому. Как многорукие дивы, нанося неотразимые удары своими сверкающими мечами, обрушивались они на казарские сотни, и уносились дальше, оставляя после себя пепелища и мертвые тела.

А впереди всех неутомимо неслась полусотня, одетых в волчьи шкуры вместо доспехов, воинов. А во главе на черном, как сама смерть, полудиком коне, скакал устрашающего вида гигант в распахнутой на груди волчовке и волчьей оскаленной мордой на плече. Громоподобный его рык заставлял трепетать от страха даже не знающих его воинов Великого каганата и загоняя лошадей, искать убежища в бескрайних степях.

Но не было уже места под этим вечным небом, где бы нашлось для них такое убежище.

Груздень властной рукой остановил своего коня.

Перед ним, на высоком холме Казторан.

Сюда, в Казторан, бежали все, кто уцелел от метких стрел его воинов, кто избежал смерти после неотразимого копейного удара, кто уберегся от мечей.

У подножия города и на его склонах тысячи шатров и шалашей. Город не смог спрятать за саманными стенами всех, кто искал здесь спасения.

Конные тысячи, все то немногое, что сумел собрать под свою руку каган, выстроились в ожидании удара.

Но и сейчас их было много больше того, что стояло за спиной воеводы Волчьего рода.

Но Груздень был спокоен. Или казался таким.

Не поворачивая головы, негромко распорядился.

— Толян, зайди со своим полком с шуйцы. Охвати двумя руками, да так, чтобы не шевельнулись. А ты, Хмурый, ударишь копьем в центр из под хвоста его лошадей. Вперед, волчата!

Толян поднял коня на дыбы, ощерил рот в неподвижной улыбке и взмахнул рукой. Сотни рванулись по широкой дуге, заходя для удара во фланг войска кагана.

Отделилась и понеслась ему навстречу тысяча.

— Первая сотня прямо! — Раздалась команда Толяна. — Вторая, третья заходит в тыл! Остальные за мной!

Его голос перекрыл тысячеголосый рев казар.

Разлетелись сотни в галопе. С непостижимой быстротой полетели стрелы. И прежде, чем казары успели что либо сообразить, сотни Толяна на бешеном галопе исчезли из виду.

А на центр войска Кагана обрушился удар копейщиков Хмурого. Смертельным клином вломился он в строй, проломил и разодрал его в клочья.

Поднялась вверх рука воеводы и его полки, разгоняя коней, свалились на фланги, на полном скаку засыпая казар стрелами.

Все было проделано на одном дыхании. Быстро и почти одновременно. Тысячи стрел высыпались на казарское войско. И прежде, чем последняя стрела нашла свою добычу, мечи уже крушили их доспехи.

А Толян, собрав свои сотни, ударил в спину, перекрыв путь к отступлению.

С ужасом смотрели защитники Казторана со стен за тем, как гибла последняя надежда каганата под беспощадными мечами. Опомнились, схватились за луки…. Но в кого стрелять? Все произошло между двумя ударами сердца. Не так ли же вот совсем недавно крушили своего врага воины Великого кагана? А сейчас даже стрелой встретить не успели.

В бойницы посыпались стрелы.

Кто-то застонал, кто-то свалился замертво.

Над стеной появилась голова, повязанная бабьим платком. Оскалилась в жуткой волчьей улыбке.

Громыхнул страшным голосом.

— Не безобразничай! А то мама ругаться будет!

Замелькали в дикой завораживающей пляске мечи.

— Веселин! На ворота…

Розовощекий крутоплечий парень кивнул головой и, сметая все на своем пути, побежал к башне, увлекая вслед за собой еще два десятка таких же, как и сам одетых в волчьи шкуры воев.

А под стенами города продолжалась кровавая бойня. Разящие удары мечей не могли остановить не кольчуги, не панцири. С треском разваливались обшитые кожей рогатые шлемы, раскалывались щиты, стянутые стальными полосами.

Настежь распахнулись ворота города и первые сотни ворвались в улицы Казторана. А на стенах гибли последние его защитники.

Метались по городу перепуганные насмерть кони. И волчий грозный вой разносился над окрестностями города.

Груздень въехал в город.

— Кладовые очистить! Казну в обоз! Убитых на телеги. Сопровождать будут раненые, способные держаться в седле. Стены разрушить. Город сжечь. Войтик, где каган?

— Ищут!

— Лучше, чтобы нашли мертвым… Счет на нем должен закончиться. Каганату суждено исчезнуть. Таково слово вождя.

— Посмотрим город, командир?

Груздень с осуждением покачал головой.

— Командир у нас один, вождь! А город посмотрим. Когда сгорит! На обратном пути… Толян и Свист задержитесь. Отправите обозы, скот в Волчок. И на заход, до гор. А там повернете к югу. Идите со всей поспешностью. И вот еще что, воеводы, стариков, женщин, детей не трогать. Так сказал вождь. Меч в руке — смерть!

И снова неслись кони вскачь.

И снова сверкали мечи, снося в молниеносной рубке все, что попадалось на пути. И снова полыхали вежи и становища казар. И конские косяки по степи, спасаясь от пожарищ, которые пожирали жилища, леса, траву, слизывая их жадными языками с лица земли, носились.

А скоро с дальних холмов показалась безбрежная синяя гладь моря.

Прямой, как его меч, сидел в седле Груздень, глядя с холма на неведомые голубые пределы.

— Вперед и с песней?

Глаза Толяна лучились счастьем.

— Вождь запретил трогать береговых людей.

— Оттянуться на южном пляже, Груздик, было бы сейчас вообще по кайфу. Солнце, море… Я весь, словно в углях вывалялся. А телки там попадаются! Объедение… Ножки, коленочки. Ну, и все такое прочее… — Толян сощурился от вожделения, мечтательно закатывая глаза. — Мини, бикини, топики в облипку.