Елена Грушковская - Нить Ариадны[СИ, книга не издавалась]

На ночь все разошлись по палаткам — по двое. Для Ариадны взяли отдельную, дабы она не смущалась в мужской компании. Но, как ни крути, она всё равно смущалась и чувствовала себя чужой. Точнее, не чужой, а ребёнком среди взрослых. Ох уж эти загадочные взрослые, со своими «заморочками», непостижимыми детскому уму…

Желая ей спокойной ночи, Влад поцеловал её в нос, а она его — в глаза и брови. Он жмурился, как довольный кот, и Ариадна не удержалась от соблазна почесать его за ухом.

Она всегда плохо спала в непривычной обстановке, да и впечатлений сегодня было достаточно, чтобы надолго взбудоражить нервы. Образ реки стоял перед глазами, а земля куда-то уплывала из-под неё. А потом она услышала шёпот. Невнятный, слов не разобрать, очень холодный и пугающий. От дрожи первая дрёма слетела, как шёлковое покрывало, и Ариадна, поёжившись, закуталась потеплее.

Едва глаза закрылись, как снова — он, шёпот, просочился в палатку холодным дуновением. «Я — река, река… Возьму твои печали, смою твою память, войди в меня…»

Тёмная водная гладь блестела под луной, а за ней простиралась даль — бескрайняя, манящая. Уйти, затеряться. Кануть. Раствориться. Не быть, не чувствовать. Вода лизала пальцы ног, ластилась, как кошка, обещая забвение и безмятежность. Ариадна присела, чтобы погладить воду-кошку, и та лизнула ей руку.

А потом приняла в свои прохладные объятия. Подхватила, обласкала, зашептала, убаюкивая, и тихонько понесла… А может, и правда, стать русалкой?.. Тело охватила нега и лень, потом наполнила тяжесть, а со всех сторон слышался шепоток и смех. Её касались лёгкие холодные руки, и голоса звали: «К нам, к нам… останься с нами, забудь всё, мы избавим тебя от боли…» Душа наполнялась прохладным безразличием, а тело — тяжестью, и только на сердце ещё тепло пульсировал ожог — «друг». Холод уже подбирался и к нему, но натянулась и тревожно запела струнка, и сердце дёрнулось, как больной зуб. Боль возвращала к жизни, и холодные руки реки уже не соблазняли, а пугали. Но ноги отяжелели и не хотели шевелиться, а может, их свело судорогой. Вода уже заливала уши и нос. «Борись, борись, не сдавайся! Выплывай!» — приказывала струнка. Она, как горнист, играющий тревогу, посылала по всем нервам спешные приказы, и тело, запаниковав, задёргалось, руки начали грести, ноги наконец тоже вспомнили, как двигаться. Голова вынырнула над блестящей серебристо-лунной поверхностью, холодной, насмешливой и коварной. Струнка пела, и на её зов Ариадна поплыла, изо всех сил отбиваясь от щекочущих речных рук. «Быстрее, быстрее, только бы доплыть, только бы выжить», — в панике стучало сердце.

Плыть было недалеко. Ноги коснулись дна, ещё несколько взмахов — и она уже брела по колено в воде. Ночной ветер тут же обжёг её холодом, и она запрыгала, вытряхивая воду из ушей. Дрожа и стуча зубами, села на песок. Понесло же её купаться… Ведь чуть было на самом деле не стала русалкой!..

— Аришка, ты чего тут? — услышала она родной голос. — Купаешься, что ли?

Тёплые руки Влада закутали её в одеяло, и она, прильнув к его груди, пробормотала:

— Ага…

— А чего ночью-то? — засмеялся он, обнимая её.

— Не хотелось днём раздеваться при мужиках, — нашлась Ариадна. Надо же, удивилась она про себя. Голова-то варит, несмотря на пережитый страх — вот, даже объяснение придумала…

— ЧуднАя ты, — усмехнулся Влад. И добавил, размышляя вслух: — А может, мне тоже окунуться?

Ариадна вздрогнула при воспоминании о холодных руках, щекотавших её в воде, и уцепилась за рубашку Влада.

— Нет… Не советую, — сказала она. — Вода холодная.

Он внимательно заглянул ей в глаза. Потёмки не были для него помехой.

— Ты чего-то испугалась?

Ариадна мотнула головой. Говорить не хотелось.

— Ты ведь не только от холода дрожишь, — заметил Влад.

Она пожала плечами.

— Ну… Что-то меня там щекотало, — призналась она неохотно. — Рыба, наверно. Или водоросли.

— Гм… Рыба, говоришь? Ну, это ерунда, я рыбы не боюсь, — сказал Влад весело. — А водорослей — тем более.

И он, скинув одежду, бросился в реку. Девушка, сидя на песке, зябко куталась в одеяло и с беспокойством вслушивалась. Влад плескался, нырял, фыркал, а минут через десять выбрался на берег. Испуганным он не казался — только взбодрившимся. «Видимо, руки — это мне померещилось спросонок, — подумала Ариадна. — Наверно, и правда всего лишь водоросли…» Ну и дура, рассердилась она на себя. Какой-то речной травы испугаться…

Значит, и шёпот, забравшийся к ней в палатку и выманивший её к реке, тоже почудился?

Утром она слушала ветер в соснах с янтарными от солнца стволами и вспоминала ночное купание, как странный сон. Сидя между Владом и Даниилом, она грела руки о кружку с кофе, и ей было спокойно и уютно. Река снова стала светлой и безобидной, но её ночной облик навсегда запечатлелся в памяти Ариадны…

Она не заметила, как к ним подсел Ярослав.

— С добрым утром, — сказал он. — Ну, как спалось?

Ариадна не сразу поняла, к кому из них он обратился, но что-то подсказывало, что именно к ней.

— Хорошо, — чуть слышно ответила она.

Ярослав посмотрел на Влада и молча кивнул, поднялся и отошёл. Что всё это значило, Ариадна не имела понятия. Но почему-то вокруг стало чуть светлее. А птицы запели очень звонко, просто оглушительно.

Хоть Ярослав и не баловал Ариадну своим вниманием, но уже одно пребывание рядом с ним переключало её на какой-то новый образ мыслей, новое умонастроение. Рядом с Владом она тоже чувствовала нечто подобное, но присутствие Ярослава действовало на неё гораздо мощнее. Чувства обострились, и ей вдруг открылось, что мир намного сложнее и тоньше устроен, чем кажется.

Откуда-то появились кастрюля с бараниной в маринаде и мангал. Мужчины неторопливо, со знанием дела принялись жарить шашлыки, а Ариадна, снова почувствовав себя гостьей и сторонней наблюдательницей, просто сидела на траве и слушала, впитывала тепло этих ярких и сильных людей, грелась жаром их душ. Даниил, нанизывая куски мяса на шампур, рассказывал анекдот, лукаво кося голубым глазом в сторону девушки, но она не вникала. Слова анекдота просто прогрохотали мимо, как поезд, а суть их ускользнула от неё: Ариадна витала где-то между верхушками сосен и облаками.

По её ноге полз паук. Гадливо содрогнувшись, Ариадна хотела прихлопнуть его, но кто-то перехватил её руку. Паук продолжал путешествие по её джинсам, а Ариадне запрещали с этим что-либо делать…

— Какое зло этот паучок причинил тебе, что ты немедленно захотела его убить? — услышала она голос Ярослава.

Одна его рука держала её за запястье, а другая протянулась и подставила пауку палец, на который тот и заполз. Ярослав выпустил его в траву, и Ариадна испытала некоторое облегчение. Но отчего — оттого ли, что паука убрали с неё, или оттого, что тот остался жив?