Елена Грушковская - Нить Ариадны[СИ, книга не издавалась]

— Что ты так смотришь? Она замёрзла!

Даниил, сглотнув, проговорил хрипло:

— Влад, она не замёрзла. Она…

Выплеснувшаяся на него из глаз Влада ледяная волна ярости заставила его умолкнуть.

— Она жива! Не смейте её хоронить!

Ника на кухне собирала листки с рисунками Ксюши. Вместе с ними она машинально прихватила и мятый листок со стихотворением. В дверях появился Влад: он стоял, держась за косяк. Оторвавшись от него, он шагнул вперёд, окинул взглядом пустой стол.

— Где стихи? — спросил он хрипло.

Ника растерянно взглянула на него. Из-за реки он вернулся другим, с чужим, безумным блеском в глазах.

— Какие стихи, Владик?

— Здесь лежали. Куда ты их девала? — Влад обвёл взглядом кухню, заметил аккуратно сложенные на подоконнике рисунки. Набросился, как барс на добычу, раскидал, нашёл мятый листок с разноцветными строчками, свернул и положил в карман рубашки.

— Она жива, — повторил он. — Не вздумайте её хоронить.

Но похороны состоялись. Двойные: в один день хоронили Ариадну и Семёна. Влад стоял прямой, с сухими, неподвижными глазами, отрешённый и погружённый в себя. Как робот, повиновался направлявшим его заботливым рукам Ники: в автобус, из автобуса, домой.

На девятый день, оставив на столе недоеденный ужин, он схватил с вешалки ветровку и побежал вниз по ступенькам.

— Влад! — раздался на лестничной клетке испуганный оклик Ники. — Куда ты?

Даниил открыл дверь встрёпанный, небритый, с запахом перегара. Оторопело посторонился, пропуская Влада. Тот, не дожидаясь приглашения, стремительно прошёл на кухню и сел за стол. Даниил прошаркал тапочками следом за ним, стал убирать грязную посуду, пустые бутылки. Достал из холодильника последнюю, непочатую «чекушку», поставил чистые рюмки.

— Будешь?

Влад отрицательно качнул головой.

— Ну, как хочешь. — И Даниил налил себе. Выпив, занюхал ломтиком солёного огурца.

Влад молчал очень долго. Просто сидел, глядя в одну точку и не прикасаясь к предложенной водке. Через пять минут такой молчанки Даниил не вытерпел.

— Что, думаешь, у меня душа не болит из-за Аришки?! — взорвался он. — Это я её втянул! Я два раза лоханулся: первый, когда с тобой пошёл через реку и только отнял у тебя силы, а второй — когда додумался Русалку привлечь… На моей совести это будет до конца жизни! — И, икнув, добавил уже тихо, глядя на Влада исподлобья: — Пьяный я… уже неделю пьяный, только не залить это ничем… Никакой водкой. Думал, легче будет, ан нет… Что, винишь меня, братишка?

Влад, стиснув его руку и заглядывая ему в лицо странными, большими и посветлевшими глазами, спросил:

— Ты чувствуешь её?..

— Кого? — нахмурился Даниил недоуменно.

— Русалку. — Уголки губ Влада дрогнули в улыбке. — Она ведь живая.

Даниил помолчал, расправил ссутуленные плечи, длинно и шумно выдохнул.

— Мда-а, брат, — протянул он. — Напейся тоже, что ли? А то так и свихнуться недолго.

— Может, я и свихнулся, — сказал Влад, отпуская его руку. — Но только я чувствую, что она жива. Тепло от неё идёт. Ты не чувствуешь?

Даниил медленно покачал головой. Подумал, налил себе ещё рюмку.

— Наверно, это река сделала своё дело, — сказал Влад. — Она разъединяет то, что недостаточно крепко. Потому ты и не чувствуешь её больше. И Ярослав не чувствует. А я чувствую! Что мне делать, скажи?

— Да не может она быть жива! Её в морге резали! — рыкнул Даниил, морщась от водки.

— Я знаю, — задумчиво кивнул Влад. — Наверно, я всё-таки сошёл с ума.

Он взял двухнедельный отпуск на работе. Ездил за город, к реке — на то место, где Русалка сидела на траве и снимала с картошки длинные спирали кожуры. Гладил ладонями землю, прося дать ему сил и забрать себе тоску и боль. Встречал туманный рассвет у воды. Улетал в облака. И искал, искал Русалку по всей земле.

В октябре у них с Никой родилась дочка. Недоношенная, весом в полтора килограмма, она лежала в прозрачном кувезе и смотрела сквозь оргстекло взрослым, полным боли и горечи взглядом. Старческое личико страдальчески морщилось: она знала, зачем сюда пришла, и помнила, кем была до этого рождения. Забудет ли она об этом, когда вырастет?

Влад смотрел на неё сквозь крышку инкубатора. Струнка натянулась и зазвенела, сердца коснулось тепло — её, русалочье. Жива, жива, стучало сердце. Ну конечно!.. Можно было и раньше догадаться. А он-то думал, что сошёл с ума.

А ещё он думал, что разучился плакать, что слёзы высохли раз и навсегда.

— Ну, здравствуй, рыбёшка, — улыбнулся он. — Я люблю тебя.

Их взгляды встретились. Узнала или нет?..

— Русалочка… Ты прости меня, что я тебе тогда так и не сказал это. Но я исправлюсь. Теперь я всегда буду тебе это говорить. Каждый день.

27–31 января 2011 г.