Денис Субботин - Огненный дождь

… Тихослав ещё бесновался, кричал на бледного от унижения Осколда, на не к месту встрявшего в разговор Басаргу, а его уже ждало новое потрясение. Небольшой отряд – два десятка туров, двигался гораздо медленнее и тише своих товарищей. Обнажённые и поникшие головы, полная тишина. И – пустое седло огромного серого жеребца, двигавшегося – словно понимал, стервец – медленно и с печальным достоинством.

-Что?! – страшным, свистящим шёпотом спросил Тихослав. – Ну, говорите!

-Воевода Рудослав… - сотник-тур всхлипнул, не в силах сдержать горя. – Воевода Рудослав оставил нас! Ушёл в дружину к Перуну…

-Как? Когда?! – Тихослав был поражён, а по спине немедленно потёк ледяной пот. Князь Буйслав Владенской безумно любил своего племянника, что не раз давало повод для самых грязных сплетен. Что-то да будет теперь…

А номады так и не напали. Потом уже, час спустя, когда войско успокоилось и кони отдохнули, разгляда, выдвинувшаяся вперёд прознала – номады ушли. Бросили обоз, добили раненных и пленных и ушли. Куда? Лес – велик и дорог через него – множество. Даже для конницы.

10. Лютень и Буйслав. Лагерь гардарского войска. Ближе к вечеру 13 дня месяца Березозола.

-Что всё же случилось? – раздражённо повторил вопрос Лютень, придерживая коня.

-Князь Буйслав настоятельно просил прибыть поскорее! – оглянувшись на краткий миг, сказал молодой дружинник, заметно напуганный.

-Да что за спешка? – Лютень недовольно поморщился. – Всё одно через пару часов встретимся.

-Не ведаю, княже! – виновато пожал плечами воин.

Ну, проехали через лагерь – шатёр Буйслава находился на противоположном его конце. По мере продвижения вперёд, Лютень отмечал всё более возрастающую активность. Если в частях лагеря, где стояли медведи и даже волки, всё было как обычно, тихо и мирно, то среди туров царило нездоровое оживление. Метались из конца в конец гонцы, воины седлали коней а пешцев кормили кашей и раздавали им по чарке медовухи на брата.

-Что-то не так! – пробормотал Лютень, оглядываясь назад, на охрану. – Что-то очень не так!

Хвала Богам, ждать оставалось недолго. Вот он – шатёр князя Буйслава. Судя по раскатам грома, доносящимся из-за полога, князь Буйслав был очень сильно не в себе. Очень сильно. Неимоверно зол.

Бросив повод Ратше и в очередной раз обойдясь без помощи Мирона, Лютень спешился и быстрым шагом прошёл мимо собравшихся у шатра воевод-туров. Мрачные рожи, у некоторых – даже слёзы. И гробовая тишина. Лишь Славень, старшой ведунской ватаги Туров коротко приветствовал князя. Но голос его был скорее замогильным и Лютень, испугавшись уже всерьёз, в шатёр Буйслава почти вбежал. И замер, изумлённый.

Князь Буйслав стоял посреди шатра, держа в опущенной руке свою секиру и пристально, очень недобро смотрел на вошедшего. Тёмно-серые глаза его были мутны и не выражали никаких чувств. Как и лицо князя, бледное, как у мертвеца.

-Чего ты пришёл? – резко и грубо спросил Буйслав. – Чего забыл?!

-Ты сам меня звал, – удивлённо ответил Лютень. – Вестоношу посылал!

-Да? – в глубине Буйславовых глаз промелькнул разум и тут же угас. – Звал, не звал… Убирайся прочь, косолапый! Я не хочу тебя видеть. Никого видеть не хочу! Все убирайтесь!

Лютень внезапно успокоился. Медленным, нарочито медленным шагом он прошёл к топчану, заменявшему Буйславу ложе и уселся. Прихлебнул из чарки, поморщился – Буйславу всегда нравились кислые заморские вина, в то время как Лютень предпочитал пресный мёд и квас.

-Не нравится, не пей, – огрызнулся угадавший его мысли Буйслав. - И вообще, пошёл вон!

Лютень усмехнулся. Чувствовалось, что истерика, безумие покидают князя-тура, он опустошён, но спокоен.

-Что случилось-то?

-Рудослав…

-… Рудослав?! – рассмеялся Лютень облегчённо. – Что он ещё натворил, что теперь тебе придётся расхлёбывать, брат-князь?

-Да уж, натворил, - вздохнул Буйслав, опускаясь рядом с ним. – Умер он. Погиб. Гонец только что прискакал: Лисы воеводы Тихослава сцепились с номадами, мой обормот каким-то образом там оказался, влез в драку. Ну, и нарвался на стрелу!

-Рудослав?! – вновь повторил Лютень. Он уже не смеялся, пытаясь осознать новость. Рудослава – мерзавца, негодяя; лихого воеводы и отличного соратника – больше не было в живых. Перун забрал его к себе так рано…

-Мне жаль, брат-князь, - тихо сказал Лютень. – Правда, жаль! Рудослав стал мне почти другом, мне будет его не хватать…

-А мне-то как будет! – горько усмехнулся Буйслав. – Мой… наследник! Продолжатель моего рода – на краде! И как бы я ни был могущественен, скольких бы воинов не вёл за собой, ничего мне не изменить. Не отбить его, моего мальчика, у Перуна!

-Твоего мальчика? – удивлённо переспросил Лютень, уловив какой-то второй смысл в этой фразе.

-Он мой сын, - просто ответил Буйслав.

Удивлён ли был Лютень? Да, но не сильно. Рудослав настолько сильно походил на своего дядю… гм… отца, что такие разговоры бытовали. На уровне заочных шуток, но бытовали. Князя Буйслава уважали и побаивались, Рудослава просто любили – потому такие шутки находили продолжение крайне редко, а до ушей Буйслава если и доходили, то ещё реже. По крайней мере до сего дня Лютень лишь дважды слышал подобные измышления, как ему казалось – подлые и лишённые почвы, и ни разу при этом не присутствовал Буйслав.

-Но как же так? – спросил Лютень, с удивлением отмечая, что мельтешит, смущается и вообще выбит из седла таким неожиданным оборотом. – Ведь он – сын твоего младшего брата! Ты что же, с женой брата…

-Ты молод ещё, – сухо прервал его Буйслав. – Молод, чтобы осуждать или просто судить. Поживи с моё, поймёшь, что на свете есть только одна женщина, которую любишь, которую желаешь. И неважно, если она обещана другому, если уже заручилась с ним и лельник на руку надела! Не твой – его! Но я смирился бы, если бы ОНА любила моего брата. Вышеслав покрасивее меня был. И – острее на язык, я не спорю… Но Неждана любила меня, а к нему идти не желала. У нас была всего одна ночь! Ночь перед свадьбой… Мы любили друг друга, потом она поклялась Ладе и Сварогу. Потом – забеременела. Потом мой брат погиб в сражении с орингами и я, мерзавец, втайне был счастлив. Но Боги, они всегда зрят за нами, и Лада отняла у меня любую. Она умерла родами… Но я никогда не ненавидел за это Рудослава! Моего сына! Я любил его, как уже никого и никогда не полюблю. Да и поздно. Я – старик, этот поход – последний поход в моей жизни. Я ведь как хотел: после победы отдать власть Рудославу. С боярами сговорился, вече начал потихоньку настраивать… Теперь мой род закончен. Я уже не успею родить нового сына, да и не хочу. Поздно, всё поздно…

Повисла тяжёлая, звенящая как тетива от напряжения тишина.