Марина Вишневецкая - Кащей и Ягда, или небесные яблоки

— Велес вас разрази!

И попал — на ком-то зажглась рубаха. И голос чей-то от боли завыл.

А под Селищем будто бездна разверзлась, будто из преисподней неслось и неслось: «Велес вас разрази!» И притихли от ужаса люди, и еще от края попятились.

— Внуки вепря! — это Ягдин был крик. — Или нет у вас копий и стрел? Или Перун вам не бог?

— Внуки вепря! — это голос Ляса издалека, с крыши его зазвенел — зазвенел громче струн.

— Внуки вепря! Или Перун вам не бог?

Каждый слышал: эти слова слетаются к Лясу прямо сейчас, оттого-то так радостен его голос, оттого струны его звенят, будто вот-вот порвутся. Тетива на их луках должна так от радости трепетать и стрелы вот так же в полете звенеть! И волнение охватило людей, не дослушали они до конца новой песни — снова к обрыву ринулись. И хотя Жар поджег и третий свой шест, стоял на плоту и целил то в одного из них, то в другого, не дрогнул никто. Первым Сила стал в Жара стрелы пускать, а потом и Удал, а потом и все остальные. И даже ребятки, пяти-семи лет, которых Кащей стрелять научил, и те от взрослых не отставали.

А только стрелы Жар на лету поджигал, в воздухе стрелы, как мошкара над костром, горели и опадали. А те, которые и попадали в него, толстую Жарову кожу царапали только. И тогда размахнулся кузнец, прошептал:

— Симаргл, помоги! — и бросил в него копье.

И Удал метнул. И у Калины тоже в руке копье оказалось. А Корень у Дара, у деда своего, копье отобрал и тоже в змия послал.

Чье из них угодило ему в бедро? Потом долго спорили люди. А мальчишки, чтобы спор их решить, долго в Сныпять ныряли, три копья из реки принесли. Дар, Удал и кузнец в них признали свои. Значит, это Калины копье Жара пронзило. А только это узналось потом. Сейчас, среди ночи, каждый из четырех криком победу справлял.

А пятым, кто громче всех закричал, Жар был. От боли кричал, от бессилия, от ярости и обиды. Так кричал, что плот под ним закачался. Так кричал, что стена его крик устала и повторять. Или плот его от стены далеко уже был? Уносила Жара река — прочь уносила, как люди ее и просили.

А теперь люди молили своих богов — о том их молили, чтобы боги не вернули им Жара — как идолов их домашних однажды вернули. Смотрели вслед Жару, видели, как он меч Родовитов из-за пояса вынул и древко копья пытается отпилить, — потому что острый, с углами был наконечник, если его обратно тянуть, можно и не вынести боли! — смотрели на это и снова богов просили: только бы вспять Сныпять не потекла, только бы не вернула им змия!

А когда прошел у людей первый страх, а может быть, и не прошел, а они прогнать его захотели — храбростью, решимостью, отчаянностью своей — бросились люди с обрыва вниз, в самую воду, молча бросились — поющей стене и вторить нечему было, только плеск воды умножать, потому что люди уже, как один, все плыли Сныпяти поперек. И сначала руками землю копать под каменным идолом принялись, а потом и лопаты, и веревки откуда-то появились. Мальчишки быстро вскарабкались по огромному идолу вверх, петлю на шею ему одели. И тогда уже разнеслось:

— И ух! Вон дух! И ух! За двух!

И стена, чтобы людям помочь, чтобы силы их поберечь — трудно это — огромный камень тянуть — громче громкого затвердила: «И ух! Вон дух! За двух! И ух!»

И рухнул на землю каменный истукан. И в потемках сам будто землею сделался. Столько сил на него положили люди, столько ума и стараний, недоедали, недосыпали, ноги-руки себе морозили, а вот стояли теперь вокруг и только легкость внутри себя ощущали, легкость и радость, будто бы это он застил собой весь белый свет. А теперь некому его застить стало.

— Хвала Перуну!

— Хвала Мокоши!

— И Дажьбогу! И Симарглу хвала! — так говорили люди, и били друг друга в ладоши, и смеялись, как дети, а дети, как взрослые точно, ударяли друг друга в ладони и тоже смеялись.

— Внуки вепря! — это Ягда с высокого берега закричала и луна отогнала прочь тучку, чтобы всю ее осветить. — Я люблю вас! И я горжусь вами, внуки вепря! И клянусь быть вам доброй княгиней!

И люди в ответ закричали:

— И пусть Родовит живет до ста лет!

— И пусть боги пошлют тебе доброго жениха!

А Родовит услышал, как эхо носило над Селищем, и над домом, и дальше, дальше на капище понесло: «И пусть Родовит живет до ста лет! И пусть боги пошлют тебе доброго жениха!» — услышал это и силы в себе ощутил. И велел, чтобы Мамушка его до посоха довела. А когда уж за посох свой княжеский ухватился, спину выпрямил и ощутил: «Всё, теперь буду жить! И Утку с Зайцем, и ладейных людей теперь уже точно дождусь».

Вот о чем нам почти ничего неизвестно — о духах деревьев и вод. Мы даже не знаем, как правильно их называть: духами или душами? А быть может, были у них и свои имена? Духа Сныпяти, например, называли — кто называл? а другие духи! — Хладом, Строгом, Текучим, Донником, Водоросом или, может быть, Сны, просто Сны? Нет, об этом нам ничего неизвестно.

Потому мы не можем уверенно это сказать, а все-таки кажется нам: дух реки нарочно влек Жаров плот ровно той же дорогой, которой семь лет назад он влек небольшую долбленную лодку с маленькой Ягдой. А духи деревьев, так пугавшие девочку уханьем сов и нависшими над рекою корнями, — те же самые духи помогшие выбраться ей из реки, — Жару не помогали нарочно. Потому что в ярости Жар рубил корневища мечом, потому что сам его крик «Именем Велеса проклинаю!» был отвратителен и духу реки, и духам деревьев.

И когда на рассвете река разлилась, — после ночи порогов, круговерчений, прыжков на плоту, от каждого из которых наконечник копья зарывался в рану все глубже, — когда Жару наконец показалось, что сейчас, вот сейчас его ждет хоть какой-то покой, дух реки рассудил по-иному. Мы отважимся предположить: просто-напросто дух реки захотел избавить от Жара свою оживленную рыбами воду, свои населенные птицами берега — себя самого, прозрачность свою избавить от ноши, которая духу реки была отвратительна и тяжела. И вот уже властный поток потащил Жаров плот к вертящейся водной воронке, и бросил его в нее. Как ни старался Жар удержаться за бревна, у него это не получилось. Водоворот разлучил его с плотом, потом с ним столкнул, оглушил и захлебывающегося, и уже почти бездыханного, утянул на самое дно. Но и на дне своем дух реки Жара не потерпел. Новый поток захватил его и понес к узкой расщелине. Здесь часть воды убегала под землю, и туда же вместе с быстрой водой обрушился Жар.

От удара о каменный пол он опомнился, вместе с водой сплюнул водоросли и придонный песок. А когда отдышался, когда чуть привык к темноте и попробовал оглядеться, на стене различил большеротую ящерку.