Марина Вишневецкая - Кащей и Ягда, или небесные яблоки

— Что, не чаял увидеться? — и она усмехнулась. — Говорил тебе Велес! Звал!

— Звал. Да, звал, — Жар попробовал сесть, стерпеть боль и хоть чуточку оглядеться. — Вот я к вам и пришел!

Он уже был уверен: вокруг — незнакомый ему коридор бесконечного Велесова подземелья.

— Ой! Мы будто не знаем! — нечисть снова хихикнула: — И куда же тебе угодили копьем — в пах, в бедро?

— Вездесущая зырь! — так от ярости закричал. — Гнусь вынюхивающая! — и вскочил, дотянуться хотел, сдернуть с камня и задушить.

А только вскочил слишком резко и наконечник с такою уж силою впился ему в бедро — прямо в кость, показалось, — крикнул от боли Жар и разом всех чувств лишился. И не услышал, как большеротая, с ящеркой схожая нечисть, прыгнув ему на живот, радостно заверещала:

— Он здесь! Его водой принесло! Все сюда!

В верховьях Сныпяти деревья уже желтеть принялись.

Грустно ли было Кащею, тревожно ли, а быть может, и радостно выше и выше по склону реки на своем Степунке взбираться? Ведь сказал же ему Родовит: чем раньше уедешь, тем скорее вернешься. И значит, чем дальше он был от Ягды, на самом деле, тем ближе к ней был. Фефила бежала среди берез, показывала дорогу. Но там, где земля была устлана рыжей листвой, различить ее стало почти невозможно. И тогда она принималась свистеть — оказалось, не хуже дозорных умела! — и Кащей стал посвистывать ей в ответ. И теперь даже в сумерках, даже в потемках кромешных они уже не терялись.

Вот и сейчас «финь! финь! финь!» к нему через рощу неслось. Но Кащей и не слышал этого будто. Он смотрел с высокого склона на Сныпять, как светла, как быстра была здесь река и даже прыгучей, как барс, вдруг ему показалась. Нет, течение было ровным, а на барса она походила потому лишь, что пестрые листья несла на своей спине а, может быть, потому еще, что берег свой выгибала с кошачьей повадкой. А дальше за берегом до самого горизонта лес простирался, будто яркий ковер, такой красоты и затейливости — ни одна мастерица такой не смогла бы придумать. А все-таки чем-то похожий ковер в шатре его деда лежал, отца его матери…

Напрасно Фефила звенела: «Финь! Финь!» Далеко взгляд Кащея унесся, а мысль уж в такую ринулась даль — как и вернуться оттуда ей было? А только увидел Кащей вдалеке лодку будто… Присмотрелся, не лодка это была. Когда Симаргл про ладью Дажьбога рассказывал, которую белые кони по небу несут, когда на снегу острием меча ее рисовал, вот такое же чудо и выходило. Но эта ладья плыла по реке и чем-то щетинилась будто. Набрался терпения Кащей, подплыла поближе ладья — и весла увидел, множество весел. Не менее десяти насчитал с каждой из двух сторон. И свистнул Фефиле, и вниз, обратно по склону пустил Степунка.

И когда уже возле самой воды оказался, не знал, удивляться больше чему: высокому носу, который любую волну победит, или ладно изогнутым доскам. Уж так они были друг к другу подогнаны, будто перья у птицы! Или искусной резьбе — повсюду искусной, но особенно на носу: и всадников тут, и лучников разглядел… И поднял с почтением свой лучезарный меч. И тогда на высоком носу огромного человека увидел с белыми волосами и бровями тоже настолько уж белыми, что казалось: нет у него ни ресниц, ни бровей. И когда надел человек этот шлем — небольшим и округлым он оказался — в самом центре его, надо лбом знак власти Кащей разглядел: два скрещенных топорика, а над ними — летящая птица. И князю ладейному со Степунка поклонился. А тот зычно крикнул — казалось, в ответ:

— Уоле! Инту!

На самом же деле, совсем о другом князь ладейный кричал. Но чтобы это понять, нам нужно на недолгое время назад вернуться. И увидеть притаившихся на корме Утку с Зайцем, как они в небольшие узкие прорези на Кащея тайком глядят. И услышать, как между собою сначала, а потом и с одним из ладейных перешептываются о том, что вот: хорошо бы чудесный, сияющий меч отобрать у Кащея. Для князя ладейного, Инвара, отобрать — лучшей добычи ему не сыскать в целом свете. Непобедимого змия, изрыгающего огонь, этим мечом Кащей одолел. А между собою, без слов, одной переглядкой Заяц с Уткой еще и о том говорили, что только увидит Ягда у князя ладейного меч и всё, и навек Кащея ждать перестанет. Как только до Инвара весть о чудесном мече донеслась, дал он команду к берегу поворачивать. И тогда уже шлем на себя с птицей ястребом и топориками надел. И крикнул людям своим — не Кащею:

— Уоле! Инту!

Воинственно крикнул. Но уж слишком красивой была ладья, и корма у нее тоже вся покрыта резьбой оказалось, но иной, без людей — узорной, затейливой… И соскочив со своего Степунка, побежал Кащей ближе ладью рассмотреть, и как весла в ней интересно устроены.

А ладья только ткнулась носом в песок, и будто дерево листьями, тут же людьми и осыпалась. Эти люди держали мечи свои наготове, и были эти мечи много длиннее его сияющего меча. И шлемы были на них, и кольчуги… И так они быстро расположились вокруг, что Кащей и опомниться не успел.

А опомнился — люди ладейные кругом большим стояли, а в середине этого круга был он. Озирался, хотел угадать, откуда первый будет удар.

— Кащей! Отдай меч и беги! — это Утка не выдержал, сжалился, свесился из-за кормы, но Заяц быстро его за рубаху схватил — обратно на дно утянул. И опять тихо стало. И в тишине вдруг расслышал Кащей звон мечей, негромкий, нездешний. И поднял к небу глаза, и там Симаргла увидел. Юный бог играл сразу всеми своими мечами, и руки Кащея невольно принялись жесты его повторять. И стал над Кащеем летать, вращаться, кружить сияющий меч. И это увидев, ладейные люди с опаской переглянулись. Но крикнул князь Инвар с высокой ладьи:

— Инту! Труалис!

И тогда с трех разных сторон двинулись на Кащея трое ладейных. Меч первого сразу же разлетелся на части. Меч второго от этого дрогнул, и Кащей его с легкостью выбил из нетвердой руки. Биться с третьим Кащею понравилось даже — храбрым, непредсказуемым был этот воин. И лицо его узкое, и несуетная повадка лишь решимость собой выражали. От одного из его ударов чудом и ускользнул — не было на Кащее кольчуги, Ягдин оберег его спас — по нему скользнул острием длинный меч. И другой удар был бы всем хорош, а только успел, увернулся Кащей и ответный нанес удар — в ногу воину угодил. И попятился, и захромал сразу воин, и из круга вприпрыжку бежал.

— Уоле! Киилу! — крикнул в ярости Инвар, но с ладьи не сошел.

Его люди не шелохнулись.

— Уоле киилу! — выкрикнул князь и совсем уже грозно: — Яаус!

И тогда белобрысые бородачи двинулись на Кащея все разом.

— Яаус! — покрикивали они, подбадривая себя и друг друга.

Но решимости не было в их глазах и в их шаге, коротком и осторожном. А все-таки всё теснее сходилось вокруг Кащея кольцо. И значит, ему приходилось всё чаще оглядываться, всё быстрее, едва уже не волчком, вертеться и выпады делать…