Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландесфюрст

— И… что?

— Не смог, — проговорил я с горечью, — меня понесла та сила, что швыряет нас, как щепки в море.

Она чуть подвинулась, я лег на спину и уставился в потолок, а она сразу положила голову мне на плечо, а ногу закинула на живот. Лицо ее оставалось грустным, даже печальным, мы оба поступаем нехорошо, но ничего не можем с собой поделать, а это грех, однако она уже не пытается бороться, это я еще как-то барахтаюсь, но отступаю и отступаю.

В спальне жарко, за день дворец накалился, сейчас отдает тепло, я раздраженно отшвырнул одеяло ногой, леди Иля вспикнула испуганно и попыталась вернуть его обратно, но я перехватил ее и некоторое время удерживал силой, молча поясняя, что ничего ужасного не происходит, а стыдиться тут нечего, у нее чудесная фигурка, семнадцатилетние позавидуют такой чистой гладкой коже, тугому телу и небольшим торчащим грудкам.

По ее щекам разлился такой жаркий румянец, что мне припекло плечо, стыдливо отворачивала голову, пряча глаза.

— Как местные относятся к королю? — спросил я, чтобы что-то спросить и сделать вид, что общаемся.

Она прошептала:

— Не знаю… Все те, кто ушел с вами воевать в Гандерсгейм, — за вас… остальные… кто как. Но многим импонирует, что король здесь нашел убежище…

— Настолько, что готовы его защищать?

— Это их долг, — ответила она.

Я осторожно повернул ее голову, наши взгляды встретились, ее щеки сразу воспламенились, она начала вырываться, сказала с жалобным негодованием:

— Сэр Ричард!.. Это нельзя делать при свете дня!.. Это грех!

— Сейчас ночь, — напомнил я.

— Тогда погасите все свечи!

— Хорошо, — сказал я, — но сейчас мы ничего не делаем, просто отдыхаем и беседуем.

Она возразила с еще большим негодованием:

— Голым нельзя беседовать!.. Это еще больший грех!

— Адам и Ева ходили голыми, — напомнил я. — Давайте в угоду церкви почтим их память и тоже пообщаемся так же невинно. Это зачтется нам, леди Иля.

Она перестала вырываться, затихла, я тоже лежу спокойно, наслаждаясь странным очарованием, ее волосы мягко щекочут мне лицо, дыхание едва слышным ветерком прокатывается по груди, только нога слегка повозилась по мне, выбирая более удобное положение.

— Они были счастливы? — прошептала она.

Я ответил тем же шепотом:

— Наверняка. Они же ничего другого не знали…

Я чувствовал, как мое дыхание становится все жарче, хотя стараюсь дышать так же ровно, все тело тяжелеет, мысли в голове начали путаться, я старался отвлечься думами от маленькой обнаженной женщины, лежащей на мне, сейчас самое бы время подумать о повышении налогов для строительства флота, это будет как ледяной душ… но он только зашипел и взвился паром, я опустил ладонь на ее плечо, погладил чисто по-дружески, даже ниже плеча, но не позволил себе сдвинуть руку дальше ни на дюйм, но леди Иля приподняла голову и серьезно посмотрела мне в лицо расширенными потемневшими глазами.

— Ничего нам не зачтется, — произнесла она непривычно хрипловатым голосом.

Утром я снова исчез, пока она спала, лучше так, обоим стыдно смотреть друг другу в глаза. Стражи прохаживаются в коридоре, но я прошел неслышимым и невидимым, выбрался в нижний зал и там перевел дыхание.

Можно бы, конечно, из ее покоев выйти в мои через герцожьи, но у всех у нас какие-то да странные пунктики, мне вот почему-то кажется, что если вот так ходить к герцогине и обратно, как от одной постели к другой, то это как бы предаю герцога, в чьем замке расположился, а если захожу снаружи, то это как бы грех меньше…

Мысли пошли насчет странностей нашей психики, перепрыгнули на Экклезиаста, с которого я начал разговор с Агалантером, там сказано: всему свое время, время рождаться и время умирать… время убивать и время врачевать, время разрушать и время строить, время плакать и время смеяться, время разбрасывать камни и время собирать, время молчать и время говорить, время любить и время ненавидеть, время войне и время миру…

Так что вчера было время на одни деяния, которые никак не могу зачислить себе в плюс и за которые придется горько сожалеть на Страшном суде, стыдиться и прятать глаза, а сегодня время попробовать все-таки как-то снять с себя хотя бы частичку греха, попытавшись отвести угрозу, идущую от Тартеноса.

— Ваша светлость? — спросил Готмар угрюмо.

Я помахал рукой.

— Все в порядке. Пусть все отдыхают. Я снова проедусь чуть по окрестностям. Вожжа мне под хвост попала.

— Если не трет, — сказал он, — можно и потерпеть…

— А хоть и не трет, — возразил я, — надо жить с удобствами.

На этот раз я одолел путь к Агалантеру побыстрее, только в одном месте спрямил дорогу, там среди скал обнаружил в три мои роста статую коленопреклоненного ангела, лицо скорбное и чистое, на обеих ладонях меч, крылья за спиной огромные, красивыми дугами вздымаются за спиной, возвышаясь над головой в половину его роста.

Я медленно проехал мимо, не в силах оторвать взгляда, дивная работа, но все-таки скульптор, выполняя заказ, привнес кое-что и свое: эротичные чашечки груди, не слишком крупные, чтобы не вызвать гнев заказчика, им явно была церковь, но не мелкие, округлый щупальный и тискальный животик, даже с виду теплый и мягкий, целомудренно уходящий под бедра.

Насколько помню, ангелы бесплотны, а людям являются в виде столба света, это уже мы сами придаем желаемый облик, а так как все скульпторы — половозрелые мужчины…

Пещера Агалантера по-прежнему закрыта магическим барьером, уж и не знаю, что видят другие и на что натыкаются, но я прошел сквозь марево каменной стены так же просто, как и в первый раз.

Агалантер сидит под стеной на том же месте и в прежней позе. Мне показалось, что вообще не сдвигался за это время, а книга открыта где-то еще в начале.

Я сказал осторожно с поклоном:

— Мое уважение великому Агалантеру… Я не сильно помешал?

Он поднял голову, некоторое время всматривался в меня, будто фокусировал глаза.

— А-а, благородный воин, что довольно успешно овладевает магией?.. Очень хорошо…

Я кивнул на книгу:

— Тяжело читается?.. Я, честно говоря, начинал читать раз сто, но так не добрался и до половины…

Он качнул головой.

— Я прочел дважды, сейчас смотрю избранные места… В самом деле, в ней за описанием войн, убийств, предательств, прелюбодеяний и прочих прелестей можно не рассмотреть, что здесь указан путь, как вырваться из вечного круговорота, в какой попали все древние народы… А как поняли вы?

Я признался:

— Сам бы ни за то. Но, к счастью, пересказали старшие товарищи. И хотя я воротил рыло, объяснили на пальцах как придурку. Здесь первоисточник, а они всегда сложные. Когда это входит в жизнь, потом объяснять просто!.. Да и глупо искать дорогу самому, когда впереди идут с факелами, освещая тьму. Так что мне было проще. А вот теперь вопрос к вам, уже не столь одухотворенный…