Вальтер Моэрс - Румо и чудеса в темноте. Книга II

– Полдюжины. Мишени для медных парней.

– Отлично! – засмеялся Рибезел. – Тогда выбирайте.

Он открыл дверь в камеру. Предводитель и Рибезел отошли в сторону, пропуская солдат внутрь.

– Стоять! – закричал предводитель. – Не двигаться!

Солдаты замерли. Их глаза медленно привыкали к сумраку. Предводителю тоже понадобилось время, пока он понял, что ожидало их за дверью. Там полукругом стояло не меньше дюжины вольпертингеров, выглядевших очень решительно. Это были пожилые вольпертингеры, но большинство из них было вооружено. Один крупный вольпертингер, с вмятиной на голове, вышел вперёд и сказал:

– Будет лучше, если вы сдадитесь.

Рибезел приставил к горлу предводителя копьё.

Цордас был идиотом, но он знал, что против Румо у него нет ни одного шанса. Цорилла был без сознания, а когда Кромек прекратит выть не знал никто.

Румо сидел перед ним за столом, прижав клинок к его горлу.

– Послушай, – сказал Румо. – Сейчас ты мне быстро и ясно объяснишь, как содержат пленных вольпертингеров. При этом ты не будешь врать и утаивать важные подробности. Ни сейчас, ни позже ты не сделаешь ни одного неверного движения. Если ты всё это выполнишь, то, может быть, ты останешься в живых. Начинай!

– В каждой камере две двери, – сказал Цордас. – Одна ведёт на балкон театра, другая на тайную лестницу. Цепи в каждой камере надо открывать отдельно.

– Хорошо. Ты будешь мне помогать открывать двери, ведущие к потайной лестнице, и снимать цепи с пленников.

– У вас ничего не получится! Театр охраняется медными парнями.

– Хочешь мне помогать или умереть?

– Сложно сказать, – сказал Цордас. – Результат, судя по всему, будет одним и тем же.

Это было серым, холодным царством смерти. Это был потерянный, вычеркнутый из жизни мир. Почему он, Смайк, согласился на это безумие?

– Доктор Колибрил? – крикнул он. – Эй?

Конечно, никакого ответа. Колибрил уже давно не отвечал.

Всё до этого было очень просто, так как доктор помогал ему: полёт через мозг Колибрила в комнату с микромашиной несуществующих крошек; активизация подкровной лодки с помощью Уютного управления; транспортировка лодки с помощью духов исследования по кровеносной системе Колибрила; переход из мозга Колибрила в тело Ралы под телепатическим сопровождением доктора, поскольку он лучше, чем любой анатом, знал своё тело. Лодка, приведённая в действие по инструкции Колибрила, бесшумно и шустро, как форель, поплыла по артериям и венам, пока не доплыла до того места, где доктор соединил стерильной трубкой своё тело с телом Ралы.

Но как только Смайк проплыл по этой трубке и оказался в теле Ралы, связь с Колибрилом мгновенно оборвалась. Яркое свечение внутренней поверхности лодки стало матовым, электрическое жужжание стихло. Он всё ещё мог смотреть наружу через прозрачную мембрану, но всё, что он видел, был чужой, безжизненный мир. Смайк мог положиться только на себя.

Мотор лодки молчал. Лодка парила в постепенно охлаждающейся и густеющей плазме в одной из вен, стенки которой были усеяны мёртвыми кровяными тельцами и прочими микроорганизмами. Это было похоже на поле битвы после проигранной войны.

Мёртвое тело Ралы – это было чем-то совершенно иным, чем посещение мозга Колибрила. Это не было научным помещением с парящими хранилищами, здесь не было кубов, пирамид, светящихся трапецоэдров и шаров, никаких улиц и городского плана. Здесь было всё связано и скручено, всё росло вперемешку, как в диком древнем лесу. Как он должен здесь ориентироваться? Колибрил наполнил его мозг знаниями, но именно анатомии среди них не было. Смайк не отличил бы мочеиспускательного канала от вены, нервного ствола от жировой клетки. Везде были узлы, желваки, завороты, наросты. Это уже сердце Ралы или это её печень? Находится он в ступне или в мозгу?

Единственной причиной, почему Смайк не впадал в истерику, было то, что и это тоже не помогло бы. Или помогло бы?

– Помогите! – закричал Смайк. – Пожалуйста, помогите!

– Помогите! – ответил тонкий, глухой, гнусавый голосок. – Пожалуйста, помогите!

– Пожалуйста, помогите!

– Пожалуйста, помогите!

Смайк испугался, поскольку он на самом деле не рассчитывал на какой-либо ответ. Шёл этот голос снаружи? Или был он здесь, в лодке?

– Эй? – крикнул он. – Доктор Колибрил? Это вы?

– Тебя зовут Колибрил?

– Как тебя зовут?

– Колибрил?

– Нет, э-э-э, меня зовут Смайк, я…

– Смайкя?

– Тебя зовут Смайкя?

– Привет, Смайкя!

– Смайк. Меня зовут Смайк.

– Его зовут Смайк.

– Смайк.

– Смайк. Смайк. Смайк.

Странно: голоса звучали одинаково, но казалось, что они принадлежат трём разным личностям.

– Что ты делаешь в нашей подкровной лодке, Смайк?

– Да, Смайк, оправдывайся!

– Выкладывай, Смайк!

– Это …это ваша подкровная лодка? – спросил вместо ответа Смайк.

– Конечно.

– Вы – несуществующие крошки?

– Кто?

– Что?

– Как?

– Э-э-э, несуществующие крошки… Так вас называют… точнее… это Колибрил, который вас открыл… и…

– Вы зовёте нас несуществующими крошками?

– Э-э-э, да.

– Вот это да!

– Бесстыдство!

– Почему бы не назвать нас сразу: Нестоящие упоминания отсутствующие?

– Извините, но это не я придумал название.

– Ты вообще мало думаешь.

– Ты вообще не думаешь, что…

– …обижаешь нас.

– Тогда скажите, как вас правильно зовут?

– Мы не можем.

– Невозможно.

– Слишком рискованно.

– Ах да! И почему же?

– У нас есть имя, но это не имя с точки зрения твоих ограниченных понятий об имени.

– Ты не поймёшь наше имя. Слишком сложно для твоего мозга.

– Просто попытка произнести наше имя сведёт тебя с ума. Вообще-то это число. Для тебя – невозможное число.

– Вы имеете в виду невозможно большое число?

– Нет. Невозможно малое.

– Безумно малое.

– Такое малое, что время бежит назад, когда ты его произносишь.

– А что если я не буду называть вас по именам и мы продолжим наш разговор просто так?

– Это было бы невежливо.

– Плохие манеры.

– Ты всегда ищешь лёгкие пути, а? Смайк?

– Чёрт! Тогда придумайте себе имя!

– Я хочу, чтобы меня звали Смайк.

– Я хочу, чтобы меня звали Смайксмайк.

– А меня – Смайксмайксмайк.

– Вы хотите быть Смайком, Смайксмайком и Смайксмайксмайком? Мы же тогда запутаемся… Скажите-ка, а ничего лучшего вам в голову не приходит?

– Нет, у нас нет фантазии.

– Нет?

– Нет. Мы преодолели фантазию в невозможно себе представить какое время.

– В невозможно себе представить короткое или долгое время?

– Скажи-ка, ты хочешь над нами поиздеваться, Смайк?

– Э-э-э, у вас что, нет чувства юмора?

– Нет. Мы преодолели юмор в невозможно себе представить какое время.