Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

— Радуйтесь, радуйтесь, ваша светлость! Опасность миновала! Его милость господин ланцтрегер Йорген фон Раух, хвала Девам Небесным, не обратился в шторба!!!

«А с какой это стати его милость господин ланцтрегер Йорген фон Раух должен был обратиться в шторба?!» — встал законный вопрос. На беду, рассыльный оказался удивительно осведомлен. Наскоро одевшись и не позавтракав, лагенар устремился на расправу.

— Что это такое?! — орал он на всю казарму, внушая гвардейцам уважение мощью своих голосовых связок (куда было младшему фон Рауху до старшего!). — Почему я все всегда узнаю последним?! Почему любому рассыльному в этом городе известно, что ланцтрегер фон Раух едва не помер, — а родному брату неизвестно?! Так трудно было за мной послать еще вчера?!

— Мы думали, тебе неприятно будет на это смотреть, — лениво потягиваясь, промурлыкал Йорген: вопли брата его совершенно не впечатляли, он с детства привык. — О тебе же заботились!

— Заботились они! Скажите, сестры милосердия какие! А если бы ты, не допустите Девы Небесные, и вправду помер?! Что бы я отцу сказал, ты не подумал, а? Что развлекался при дворе на пиру, жрал мясо и пил вино в тот момент, когда его средний сын оборачивался вампиром и от Тьмы его душу спасали чужие люди?! Да?! Думаешь, он смог бы меня простить?!

Йорген поморщился. На самом деле он был абсолютно убежден: если бы события действительно приняли печальный оборот, уж кто-кто, а отец это как-нибудь пережил бы. Но говорить об этом вслух он не стал, чтобы лишний раз не огорчать Дитмара.

А тот тем временем напустился на притихшего Кальпурция:

— А ты куда смотрел? Раб, называется! Ну ладно он, — Дитмар пренебрежительно кивнул на брата, — нелепое создание, безобразный плод напрасной связи, ничего не соображает по ущербной природе своей! Но ты-то! Ведь просвещенный человек, книжки читаешь!!! Мог бы догадаться…

У Кальпурция упало сердце. Не потому конечно же, что его так огорчил несправедливый упрек. Нет, другое его взволновало. Он был абсолютно убежден: после тех страшных слов, что Дитмар только что наговорил Йоргену, разрыв между братьями неизбежен. И это еще в лучшем случае! Зачастую подобные оскорбления смываются лишь кровью!

К его удивлению, Йорген фон Раух вовсе не казался уязвленным. Заговорил вполне миролюбиво:

— Нет, я не пойму, а на Кальпурция бедного ты за что набросился? Это я ему не велел никого звать, с меня и спрашивай. Да, был неправ, да, в другой раз…

— Погоди! — вдруг перебил его старший брат с озадаченным видом. — На кого я набросился?

— На Кальпурция Тиилла. Раба моего.

— Это что… это его так прямо и зовут — Кальпурций?

— Угу. Это красивое и благородное силонийское имя.

— Короче, вы друг друга стоите! — пришел к неожиданному выводу старший фон Раух. — Два сапога пара, будто нарочно подбирали! Пошел я от вас! — и пригрозил уже с порога: — В другой раз убью обоих, так и знайте!

Гул удаляющихся шагов разнесся по коридорам казармы.

— Не обращай внимания, — посоветовал Йорген Кальпурцию. — Это он любя.

— Знаешь, что я тебе скажу?! — неожиданно изрек Йорген примерно полчаса спустя. Все это время они оба дремали, один на своем ложе с балдахином, другой — на соломенном матрасе в углу. Но барабанный бой за окном заставил их проснуться. — Так дольше продолжаться не может!

— Да ладно, пусть барабанят, красиво получается! — возразил Тиилл, он ценил строевое искусство.

— Я не про то! — фыркнул ланцтрегер досадливо. — Я про темных тварей! Лопнуло мое терпение! Эта война бесконечна, нам никогда в ней не победить! Мы убиваем ночную мерзость десятками, но она возрождается сотнями! Рубим — а они множатся, как головы у гидры! Мы боремся с ростками и побегами, вместо того чтобы найти и выполоть корень зла! — Тут он невпопад хихикнул, его развеселили собственные «огородные» сравнения. Ведь ни малейшего отношения к земледелию не имел — отчего вдруг пришло в голову?

— Не понимаю, — продолжал он, — куда смотрят короли, мудрецы, колдуны и прочие наделенные могуществом персоны? Почему до сих пор никто не озаботился положить конец нашествию Тьмы?!

Йорген не ждал ответа на свою гневную, чисто риторический характер носившую речь.

Но тут Кальпурций Тиилл неожиданно откликнулся со злой усмешкой:

— Ну почему «никто»? — В голосе его звучала горечь. — К примеру, я сам озаботился однажды. И вот вам результат! — Он широко развел руками. — Сижу в ошейнике, как цепной пес…

— Да уж снял бы его давно! — возмущенно перебил Йорген. От колодок он свое приобретение избавил сразу же, а про ошейник, скрытый воротом рубахи, как-то не подумал. — Не можешь расстегнуть, что ли? Давай я тебе… Погоди! — До него наконец дошел смысл услышанного. — То есть ты хочешь сказать… ЧТО ЗНАЕШЬ, КАК ИСКОРЕНИТЬ ТЬМУ?!!

— У меня есть одна теория на этот счет, — с напускной скромностью подтвердил Кальпурций.

— Так что же мы тут сидим?!

— А куда нам деваться? — резонно осведомился раб.

— Идти Тьму искоренять! Думаешь, за тебя это кто-нибудь сделает? Не надейся! Вот прямо сейчас и отправимся… Нет, сейчас не могу. Командование надо сдать, на это время уйдет… Послезавтра на рассвете! В крайнем случае через два дня!

На том и порешили.

Еще живы были в памяти старшего поколения те блаженные времена, когда жизнь на обширном пространстве суши, именуемом силонийскими мудрецами Континентом [6] В описываемом мире известен только один материк — Континент, поделенный горами на западную часть — Фавонию от латинского названия западного ветра — и восточную часть — Вольтурнею от латинского названия восточного ветра. Остальные материки не исследованы и считаются островами. , была совсем иной. Нет, счастливой ее никто не считал. Множество бед и тогда было знакомо людям: войны, бури, моровые поветрия, неурожаи и налоги — обычный набор, без которого век человеческий редко обходится.

Озоровали порой и темные твари, губили чужие души. В горах и тогда водились тролли-людоеды. Случалось, из дальних восточных земель прилетал дракон, выжигал города и селения огненным своим дыханием. Голодные вервольфы рыскали по лесам, выли на луну. Мертвецы вставали из могил: на обычных сельских кладбищах плодилась черная кость — шторбы, в богатых фамильных склепах таились от солнца благородные носфераты с красивыми бледными лицами и зачаровывающим взором бездонных глаз. На них при короле Густаве возникла своеобразная мода. Образ романтического ночного охотника сделался центральным в искусстве фавонийского севера. Ему были посвящены лучшие из современных трагедий и поэм. Молодежь одевалась в черное, прятала лица под густым слоем белил и любила печальные разговоры о тленности бытия. Чуть ли не дурным тоном считалось, если в знатном роду не было своего вампира. Некоторые нарочно таковым обзаводились, жертвуя на это дело младших сыновей. Спасибо Хагену III, он положил конец этой порочной практике, методом ненасильственным, но весьма действенным. Король придумал обложить обитаемые склепы налогом, да таким, что господа от старых-то носфератов поспешили избавиться, куда там новых заводить! Другие фавонийские монархи последовали его примеру. Множество благородных кровососов было истреблено, но многим удалось избежать расправы, затаившись до «лучших времен», которые для них весьма скоро настали вновь.