Эрик Эддисон - Червь Уроборос

— О Астар, но считай меня столь нелюбезной или столь глупой. Спасибо, добрый Астар. Но ты еще не поужинал, а великая битва и быстрая и дальняя скачка вызывают у гонца голод, какими бы дурными ни были его новости. Оказанный тебе прием не будет холоднее из-за того, что мы, увы, ждали не только тебя и совсем иных вестей. Для тебя приготовлены покои. Ешь и пей, а когда пройдет ночь, у нас достанет времени поговорить обо всем этом.

— Госпожа моя, — сказал он, — Вы должны уехать сейчас же, или будет слишком поздно.

Но она ответила ему:

— Нет, благородный Астар. Это дом моего брата. Покуда я могу хранить его к его возвращению, я не уползу из Кротеринга подобно крысе, но буду нести свою стражу. И ни за что не отворю Витчам ворот Кротеринга, пока я и мои люди живы и способны отстоять его от них.

Она отправила его ужинать, а сама допоздна просидела в Лунных Покоях, которые были расположены в донжоне во внутреннем дворе Кротеринга. Это были пиршественные покои лорда Брандоха Даэй, построенные и отделанные им в минувшие годы, и здесь они обычно и трапезничали, используя пиршественный зал на другом конце двора лишь когда собиралась большая компания. Круглыми были эти покои, повторявшие форму заключавших их круглых стен башни. Все колонны, стены и сводчатый потолок были сделаны из странного камня, белого и гладкого, но так сверкавшего бледным золотым светом, как сверкает полная золотая луна теплой летней ночью. Светильники, представлявшие собой лучившиеся собственным светом молочные опалы, наполняли покои мягким сиянием, в котором во всей красе представали барельефы на изысканно вырезанных высоких деревянных панелях, изображавшие бессмертные цветы амаранта, непентеса, моли и элизийского асфоделя, а также прекрасные портреты лорда Кротеринга, его сестры и лорда Юсса над огромным очагом, и висевшие слева и справа изображения Голдри и Спитфайра. Там было и несколько других картин поменьше: принцесса Армеллина Гоблинландская, Зигг и его жена, и другие, удивительно прекрасные.

Здесь леди Мевриан сидела долгое время. С ней была небольшая лютня, вырезанная из сладкозвучного сандалового дерева и слоновой кости и выложенная драгоценностями. Ее пальцы лениво блуждали по струнам, пока она сидела, погрузившись в раздумья; затем она начала петь тихим и приятным голосом:

С последним сладким вздохом трепещущих струн она отложила лютню и сказала:

— Разлад в моих мыслях, милая лютня, плохо вяжется с гармонией твоих струн. Оставим это.

Она стала рассматривать портрет своего брата, лорда Брандоха Даэй, что стоял в своей усыпанной драгоценными камнями и отделанной золотом кольчуге, положив руку на меч. И в глазах его, удивительно живо переданное искусством художника, застыло то ленивое, полное скрытого веселья, но в тоже время властное выражение, что было присуще ему и в жизни, а в прекрасных чертах его лица, губ и подбородка дремали мощь и грозная решимость, как мог бы дремать бронзовый Арес в объятиях Королевы Любви.

Долго Мевриан смотрела на эту картину и размышляла. Затем, уткнувшись лицом в подушки длинного низкого сиденья, на котором сидела, она расплакалась горькими слезами.

Спорить и строить предположения оставалось недолго: на утро следующего дня витчландское войско вновь подошло к Кротерингу, и Кориний отправил к Мевриан герольда с требованием сдать замок и сдаться самой, дабы с ними не приключилось чего похуже. Требование это она решительно отвергла, и Кориний сразу же приказал штурмовать замок, но захватить его не смог. В последующие три дня он трижды шел на штурм Кротеринга и, понеся некоторые людские потери, но так и не сумев ворваться внутрь, взял его в глухую осаду.

И он созвал к себе на совещание прочих витчландских лордов:

— Что скажете? Что нам следует предпринять? У них едва хватает людей, чтобы охранять стены, и для нас и для всего Витчланда великим позором будет не взять эту крепость, будучи столь многочисленными и имея столь хороших полководцев во главе.

Лакс промолвил:

— Ты король Демонланда. Тебе и решать, как поступить. Если же ты хочешь услышать моего совета, то я его тебе дам.

— Я желаю, чтобы каждый из вас честно и открыто изложил мне свои соображения, — сказал Кориний. — И знайте, что не стремлюсь я ни к чему, кроме славы Витчланда и укрепления нашего господства здесь.

— Что ж, — сказал Лакс, — совет свой я тебе уже давал, и ты рассердился на меня. Ты одержал великую победу на Двуречном Краю, закрепи мы которую, вонзив меч нашего превосходства по самую рукоять в грудь нашего противника, мы могли бы уже уничтожить все их гнездо: Спитфайра, Зигга и Волла. Но теперь они скрылись черт знает куда и вострят новые шипы, чтобы колоть ими нас в бока.

Кориний сказал:

— Легко быть мудрым задним числом, господин мой. Не это ты советовал. Ты уговаривал меня оставить в покое Кротеринг, чего я, единожды занеся над ним руку для удара, делать не стану.

Лакс отвечал ему:

— Не только я советовал тебе то, что я только что сказал, но рядом был и Хеминг, который слышал, как я предлагал, чтобы он или я с небольшими силами удерживали эту коробку сладостей закрытой, покуда ты будешь заниматься основным делом.

— Это так, — сказал Хеминг.

Но Кориний ответил:

— Это не так, Хеминг. А если и так, то нетрудно догадаться, почему он или ты так жаждете первыми отведать этого сладкого плода. Однако не столь легко уяснить, с какой стати я должен его вам отдавать.

— Это, — промолвил Лакс, — сказано очень дурно. Я вижу, что тебе не помешает освежить память, и что ты скатываешься к неблагодарности. С тех пор, как мы сюда пришли, сколько уже вкусил ты этих плодов, на срывание которых мы потратили все наши силы?

— О, помилуй, господин мой, — ответил Кориний. — Я должен был помнить, что мечты о влажных губах Шривы берегут тебя от блужданий на сторону. Но хватит валять дурака, ближе к делу.

Лорд Лакс залился краской.

— Клянусь честью, — сказал он, — куда уж ближе. Было бы неплохо, Кориний, если бы кто-нибудь уберег от блужданий твои распущенные мысли. Тратить людей на осаду крепости? Тогда лучше осадить Гейлинг — такая добыча упрочила бы нашу безопасность и господство здесь.