Светлана Багдерина - Последний фей

Лес вздрогнул, покачнулся, как будто настоящая плеть наотмашь стегнула его по лицу, и замер.

Кто-кто, а уж он-то знал, что при поединке человека даже с самым могучим деревом рано или поздно настает момент для решительного удара, после которого столетний дуб или упрямая лиственница рухнут, заламывая ветки как руки и панически шумя поверженными кронами. Как лесоруб, он знал и чувствовал, когда и какой удар станет для дерева последним.

Как человек, он знал и чувствовал, какой удар станет последним для него, и когда простой деревенский парень, вдруг возомнивший себя будущим королем, упадет и больше не встанет.

Было дерево - и нет дерева. Есть ветки, кора, корни где-то в земле, живая еще и зеленая листва, куча щепы и кремовая, с темными кольцами лет, сердцевина…

А дерево умерло.

Был лесоруб - душа-парень, рассудительный, добрый, надежный - и нет его…

Останется только согнувшийся под каблуком сварливой королевской дочери альфонс и лизоблюд, забывший собственные корни и собственное имя.

Она же права, принцесса! Как же она права! Я - заяц! Трусливый дурак, опасающийся и слово поперек ей сказать! Пустоголовый, надутый болван, замороченный россказнями про какую-то куму Уню, собственную необычайность и эту идиотскую корону, которая не на мою голову была выкована! И которая мне не нужна, если хорошо-то дурным котелком подумать! Зачем?! Зачем дровосеку и сыну дровосека королевство, роскошь и придворные?! Дома, в своей деревне, я был по-настоящему счастлив - хоть и понял это только теперь, когда до трона осталась всего пара шагов. Как же, оказывается, всё просто! Каждый должен заниматься своим делом: короли - править, а не хамить, волшебники - колдовать, а не сводничать, а дровосеки…

Дровосеки для начала должны расставить всё по местам.

И всех.

Начиная с себя.

- Я не заяц, ваше высочество, - неожиданно серьезно и сухо вдруг прошептал лесоруб, - не индюк и не крыса. Я - человек.

Изабелла презрительно фыркнула:

- Человек бы был уже на полпути к логову этих тварей с топором наперевес! Но, похоже, твой топор, принц Агафон, гораздо больше твоей отваги, как бы ты ни пыжился. У тебя только слова льва - а сердце мыши!

- Это еще ничего, - прошептала Грета. - У одной моей знакомой слова соловья, а мозги курицы.

- Что?.. - ахнула от столь неслыханной дерзости Изабелла.

- Кума Уня. Из дома напротив. С пионами в палисаднике. Я про нее говорю. Помнишь ее… а-а-а… э-э-э… Агафоникус?

- Конечно, - уверенным шепотом сообщил студиозус. - Кума Уня. Кто же еще. Как же ее не помнить… заразу… А ваше высочество, если не секрет, про кого подумало?

Холодная, кипящая льдом тишина была ему ответом.

- Ну, так что делать будем? - нарушила молчание с минуту спустя дочка бондаря.

- Надо поглядеть, куда они его забросили, - не задумываясь, словно ожидал этого вопроса, выдохнул Лесли. - Я пойду.

- Куда ты пойдешь в своих бахилах! - тут же вскинулся маг. - Неслышнее тебя ступает только пьяный медведь на протезах! А там же красться надо! Пойду я!

- У вас у всех обувь на ногах, а у меня - портянки, - ни с того, ни с сего сообщила вдруг крестьянка, и не успел никто ничего понять, как девушка проворно приоткрыла пошире дверь и ловко выскользнула наружу, как злополучный Люсьен за полчаса до нее.

- Грета!!! - рванулся за ней Лесли.

- Тихо!!! - рыкнул на него маг, вцепляясь в запястье обеими руками. - Не ее услышат, так тебя!

- Грета…

- Тихо, парень… тихо… Она молодец. У нее получится, - успокаивая не находящего себе места лесоруба, говорил чародей, но так мало, так катастрофически мало верил своим же словам…

Озадаченная новым, непонятным для нее раскладом Изабелла недоуменно хмыкнула, непонимающе хмуря брови, но тут же шагнула вперед и требовательно дернула за рубаху дровосека.

- А тебе не кажется, принц Агафон, суженый мой - ряженый, что ты не в ту сторону поглядывать начал? И это еще до свадьбы!

Еще час… да что там - час, полчаса назад вид ревнующей его принцессы пролился бы сладчайшим бальзамом на измученную душу Лесли, и он возрадовался бы, воспрянул духом и с готовностью бы повинился во всех грехах - мыслимых и немыслимых, даже если бы ни в чем и не был виноват…

Но не теперь.

Сейчас выбор его был сделан.

И пусть оскорбленная и преданная Грета никогда не взглянет в его сторону, и плеваться будет при виде своего бывшего приятеля каждый раз, но и игрушкой он больше не будет - ни для вздорной королевской дочери, ни для непутевого фея.

- Я… - отважно собравшись с духом, проговорил Лес. - Я…

И тут в коридоре послышались тяжелые шаркающие шаги.

Они приближались со стороны, противоположной той, куда ушла Грета - неспешно, вразвалочку, вальяжно шествуя по гладкому камню холодного пола, и с каждым неторопливым шагом напряжение в затихшем чуланчике росло и умножалось, кристаллизуясь в страх, отчаяние и слепую отвагу.

Топ-топ-шварк-топ-шварк…

Топ-топ-шварк…

Топ…

Стоп.

Шаги остановились прямо напротив их двери.

Агафон побледнел как полотно и выставил палочку перед собой.

Лесли, не издав ни звука, занес над головой топор и отступил на полшага, чтобы сподручнее было бить.

Принцесса замахнулась кочергой.

Дверь скрипнула, приоткрываясь…

Топор, кочерга и палочка просвистели в воздухе одновременно[68].

Если бы у розовых валенок с рыбными калошами была голова, шея или хотя бы туловище…

- Ч-что это?.. - пискнула ее высочество, потрясенно разглядывая нерешительно остановившееся в проходе чудо современной магии.

На случай, если принцесса от переживаний ослабела зрением, студиозус любезно проинформировал:

- Обувь Греты накупалась.

Непонятно как, но у всех троих создалось стойкое впечатление, что довольно истекающие розовой водицей валенки близоруко оглядывали темноту чулана, выискивая свою хозяйку.

- Она… э-э-э… вышла, - едва понимая, что он и, самое главное, зачем делает, вежливо прошептал Агафон. - Скоро будет.

Валенки, причавкивая налитыми грязной водой калошами, неуверенно потоптались на месте.

- Вошли бы вы, что ли? - ворчливо пробормотал лесоруб. - Или топали бы отсюда. А то понабежит сейчас всякой твари по две пары…

Его премудрие мог бы поклясться, что в ответ на эти слова сотворенная им в лесу обувка грустно вздохнула и пожала отсутствующими вместе с головой, шеей и туловищем плечами. После чего аккуратно протиснулась в расширенную ей же щель и скромно встала у дальней стены.

Стоять в ожидании им долго не пришлось: совершенно неожиданно для застывших в молчаливом и сконфуженном удивлении людей дверь приотворилась снова, и на этот раз в чулан вбежала та, кого все ждали.

- Грета!..

- За тобой не гонятся?

- Тебя видели?

- Ты видела?..