Александр Рудазов - Преданья старины глубокой

– А ты, дура-девка, не меня о том проси, а вон того красавца в клетке! – обвиняюще указала на Финиста Яга Ягишна. – Коли он смилостивится, да говорить начнет – так мы и тебя помилуем, домой к родне отпустим… А коли нет – подыхай без покаяния, уродина проклятая!

– Уродина?! – возмущенно прошипела Василиса, поднимая лицо от подола. – Это я – уродина?!

– Цыц, дура, не порть игру!.. – зашипела в ответ баба-яга, тревожно косясь на Финиста.

Фалколак в клетке смотрел на происходящее немигающими птичьими глазами, поворачивая голову то одной стороной, то другой. Открывать клюв он явно не собирался – то ли не поверил в разыгрываемый перед ним балаган, то ли просто не проявил интереса к судьбе незнакомой молодицы.

Неизвестно, что баба-яга стала бы делать дальше – быть может, в самом деле начала бы исполнять угрозы, высказанные в адрес Василисы. Но тут в зал влетел мальчишка-татаровьин, торопливо выкрикивая:

– Бабушка Яга, поспешай, царь-батюшка домой ворочается!

– А-а-а, ну вот и хорошо, пусть теперь Кащеюшка сам с тобой, дурой-девкой, разбирается! – обрадовалась Яга Ягишна, цепко ухватывая Василису за локоть. – Да пряник свой не позабудь, дурышша!..

– Бабушка, тот пленник нас уже не видит! – напомнила княгиня, когда тронный зал остался позади.

– Ну и что? – сердито откликнулась старуха.

– Но мне же больно! Отпусти руку!

Баба-яга немного подумала и коротко ответила:

– Нет.

Старая ведьма выпустила локоть молодой только оказавшись на вершине огромной башни, огражденной зубчатым парапетом. Взлетная площадка летучих колесниц Кащея.

Они успели как раз вовремя – пышущий жаром крылатый змий часто взмахивал крыльями, описывая все уменьшающиеся круги вокруг башни. Над бортами диковинной повозки виднелась костлявая фигура, равнодушно удерживающая поводья.

– Здравствовать тебе, Кащеюшка, еще сто тышш лет! – низко поклонилась Яга Ягишна. – Ох, запропал же ты, ох и запропал! Мы уже поневоле соскучились, то и дело на небушко поглядываем!

– Меня задержали дела, – безразлично ответил старик в железной короне. – Почему одна из моих жен здесь, а не в серале? Это непорядок.

– Тебя встретить восхотела, суженый мой! – ласково коснулась запястья Кащея Василиса, предусмотрительно избрав один из немногих участков, не затронутых жуткими струпьями. – Где так долго странствовал? Уж так душенька истомилась без тебя – просто мочи никакой нет!

В холодных змеиных глазах ничего не отразилось. Кащей даже не шевельнулся, продолжая молча ждать продолжения.

– Пряник отдай, дура!.. – зашипела на Василису баба-яга.

– А!.. – спохватилась та. – Вот тебе гостинец, любый мой, своими руками пекла, сама печь топила, сама тесто месила! Откушай моего угощения, не побрезгуй!

Кащей чуть опустил глаза, глядя на свежевыпеченный пряник. Выглядело творение ратичской княгини на диво аппетитно – в форме морской рыбы с загнутым хвостом, политое медом, украшенное изюминами и кедровыми орешками. Теплый еще, только что из печки. А уж запах до чего дивный!..

– Что ж, не откажусь, – пожал плечами бессмертный царь, откусывая пряничной рыбе голову.

Василиса затаила дыхание, глядя, как кошмарный старик жует чародейский пряник, напичканный Симтарин-травой. Подействует ли?..

Пергаментные губы медленно смыкались и размыкались, отправляя в высохшую глотку кусок за куском. По мертвому лицу Кащея ничего нельзя было понять – нравится ли ему, не нравится?..

По мере того, как убывал пряник, Василиса напрягалась все сильнее и сильнее. Вот уже и последняя крошка исчезла…

– Как, по нраву ли угощение?.. – не выдержала она.

Кащей стоял неподвижно, словно бы к чему-то прислушиваясь. Он медленно, со скрипом повернулся к Василисе и посмотрел на нее каким-то новым взглядом. В мертвых глазах мелькнуло что-то странное – как будто бы легкая тень живого чувства. Бессмертный царь приоткрыл рот и раздумчиво произнес:

– Странно. Я что-то испытываю. Что-то такое, чего не испытывал уже очень давно.

– Что же, Кащеюшка? – полюбопытствовала баба-яга.

– Не уверен точно. Но это отдаленно напоминает любовь. Да, я положительно уверен, что испытываю нечто вроде любви к моей молодой жене Василисе. Странно. Сейчас проверим.

Кошмарный старик приблизился к красавице-княгине вплотную. Холодные струпные пальцы легли ей на щеки, заставив вздрогнуть и брезгливо поморщиться, отвратительная харя-череп начала медленно пододвигаться, тонкие губы дрогнули, впервые после очень, очень долгого времени пытаясь сложиться в трубочку…

Василиса обреченно закрыла глаза.

Глава 32

Ночь легла на Владимирское княжество. Тишь и темнота – лишь кустодии стоят у ворот, лишь стрельцы ходят дозором на стенах.

Посреди огромного двора ветер шелестел листьями старого дуба. Меж ветвей виднелись настороженные кошачьи глаза, а у толстых корней восседал седовласый старец в белоснежном одеянии, неспешно перебирающий струны великолепных гуслей.

Друзья мои! В сей час полнощный

Придут к вам в гости две сестры.

Лень и Отеть с их силой мощной

Раскинут в разумах шатры.

О дивный дух блаженства ночи!

О чистых звезд благой покров!

Любой, кто неги сладкой хочет

Отдаться власти их готов.

К чему возня, тоска, суетность,

В час поздний тьмы и тишины?

Отринем же пустую тщетность,

Нас до зари обнимут сны.

Не так уж много в мире совершенства,

Но нет на свете истины мудрей:

Во сне таится истое блаженство,

Ложись, закрой глаза и спи скорей.

Лишь тот сегодня спать не станет,

Кто призван свой исполнить долг,

Невесту в новый дом доставит

Лихой бродяга Серый Волк.

Мерные убаюкивающие трели, сопровождаемые медовым напевом, плыли над владимирским кремлем, словно бы окутывая его толстым пуховым одеялом. Те, кто крепко спал в своих постелях, умиротворенно улыбались – песнь вещего Бояна навевала им добрые сновидения. Те же, кто бодрствовал, усердно зевали и терли слипающиеся глаза, охваченные дивными грезами наяву.

– Ты что же это делаешь, старый хрыч? – прошипели сверху. – Пакостишь втихаря, да?!

Звякнула цепь – огромный кот осторожно спускался по стволу. В дубовой коре остались глубокие следы от когтей.

– Князь же на меня подумает! – возмущенно оскалился Баюн, усаживаясь рядом и колотя хвостом по земле.

На плечо старца опустилась могучая лапа. Однако тот даже не подумал отпустить струны – чудесные гусли продолжали источать усыпляющие звуки. Старого Бояна нимало не смутило то, что ужасные когти, медленно выползающие из пазух, уже прорывают тонкую ткань рубахи, почти касаясь кожи.

– Конечно, подумает, я для того именно здесь и сел, – кивнул он. – А тебе не все ли равно? Тебя он так и так не любит. За дело, кстати.