Андрей Некин - Кукловод

Сталь особенная. Только гномы могут сработать подобный металл. Сталь нагревается слишком быстро, но хранит тепло очень долго, нарушая тем самым всякие физические законы. А крысиные тушки, убитые инженерною мыслью человека и гнома, что высушенные чучела лежат за трубами до весны, пока талый снег и бесконечные дожди не проникнут сюда и не унесут всю эту грязь до прихода осени. Или (что происходит чаще) пока гладиаторы театра не вытащат их палкой с раскаленного железа, нахваливая подарок неба — великолепное сушеное мясо. Здесь в «Яме» даже люди не так брезгливы. Что уж говорить о представителях низших рас. Все они как будто осознали действительную мудрость театра: Ешь, дыши… снова ешь… снова дыши… и постарайся не прекращать эти процессы… Котельная уже скрипит паром, раздувает меха и краснеет медными боками, неспешно приводя великие силы в действие. Была осень. И первые холода пришли в город. Значит — настало судьбоносное время грызунов. И это наполняло странным чувством удовлетворения.

— Эй, бродяга, на выход! — снова раздалось откуда-то с верхнего уровня. Заскрипела открываемая вдали решетка. Послышались крики и запах потрохов. Зал видимо полон. Публика громоздится везде: и на помостах, основой которым древние колонны, и на стенах у тяжелых портьер. И в лучших местах — прямо у поручней над ямой. Ее глубина не менее полутора ростов горного тролля. Собственно там и происходит самое веселье. «А почему бы собственно и не выйти?» — подумалось безумному Рю.

Публика завывала — видимо убивают каких-нибудь эльфов. Наступает время еженедельного танца, и потому он без ропота и сомнений шел вперед, оглядывая свои владения. В соседней клетке — Оциус Сириус из рода людей. Именно он беспокоился о безвременно почившем Орлуксе. Сириус — упорный гладиатор. Больше берет умением, а не силой. Одна из колонн камеры имеет рубленую рану. Камень осыпался и пролысел с правой стороны. Сириус голой рукой рубит колонну из прочного камня.

Рубит и сейчас, и в течение многих часов каждый день. Ведь тот, кто умеет бить справа, тот владеет половиной мира.

— Поторопись, Чемпион! Холодно же… вот дерьмо… — простужено посетовал Сириус, ожидая своей очереди. В голосе его послышалось нетерпение, словно на арене кормили обедом… Угол для людей остался у Рю за спиной. Рядом — зона осужденных гномов. Бородатые карлики стали бы неплохими воинами, не трать они время на бессмысленные подкопы из театра… Ведь каждый знает — куда ни копай, рано или поздно упрешься в суровый металл и закаленный камень. Искать спасения по древним тоннелям, тут и там соединенным с канализацией, гномы тоже не будут. Не сквозит ветер — значит, нет проходов наружу. Да и не мертвы еще легенды о древнем чудище на самом дне земли. Посмотри хотя бы на орков. Как они скалятся в сторону тех черных дыр. Их чуткие, звериные ноздри улавливают тошнотворную вонь зла на десятки лиг. «Грольгруф сидит в засаде!» — хрипят они, сжимая топоры. Особняком стоит камера у самой арены. Единственная, чей выход ведет непосредственно на сцену. Она велика под стать ее обитателю. Могучий горный тролль, он прячется в тени, как и подобает зверю. Сквозь решетки видно грозный силуэт, подпирающий потолок, и слышно громкое сопение, сотрясающее стены. Ему всегда неудобно, ведь высоты камеры не хватает, чтобы разогнуться в полный рост. Иногда по ночам на него находит бешенство, и тролль бьется в стены телом и корежит решетки дубиной из цельного ствола дерева… Рю свернул у костра, на ходу раскуривая табачную дымилку — великую ценность подземелий и их же обменную валюту. Чуть дальше от арены сидел Ро-Гхрак, вождь племени северных орков.

Гроза новичков, приходящих сверху. Он считал, что для тренировок и оттачивания атаки больше всего остального подходит какой-нибудь эльф или человечишка. Людей Ро-Гхрак недолюбливал. Они пришли на его землю и перестреляли всех из огненной палки. А те, кто выжил, выступали в театрах по всему Тулурку. А если повезло — крошили камень в шахтах, отскребая на обед вонючих мокриц со щербатого потолка… И сейчас Ро-Гхрак угрожающе зарычал навстречу идущему чемпиону:

— Повезло тебе, слабак, что ты не встречался со мной на сцене. Но Рю не обратил никакого внимания на злобного зверя, и Ро-Гхрак сварливо проворчал ему вслед:

— Придет время, и я раздавлю тебя, червяк. Остальные гладиаторы осторожно пятились и отступали в тень, образуя широкую дорогу. В страхе или с уважением — не имело особой разницы. Ходили слухи, чемпион был слабоумен и болен душой. Как и почему? Выяснить трудно, так как чемпион разговаривает лишь с вещами неодушевленными.

— Раб! — прозвучал хриплый голос стража. Он выглянул из проема в потолке. — Я поставил денег на долгую казнь. Убивай их помедленнее.

Договорились? И чемпион, разумеется, не ответил.

— Молчишь? — разозлился страж. — Значит, пойдешь без оружия! Скрежетая по полу стальным шаром узника, Рю плелся с привычной для всех ленцой на арену. Ни азарта, ни злости, ни раздражения. Предстояло сделать обычную работу.

«Сожги их! Сожги их, Гелио! Уничтожь! Убей!» — подняла девушка руки к небу. Эль исполнилось уже пятнадцать весен, но она ни разу не видела людских городов. И это совсем не удивительно, учитывая ее происхождение. «Tir Elf de sien ra-da». Что переводится как: «эльфы не имеют дел со свиньями». Гибург столь не похож на места, где жили эльфы. Тут нет ни зелени, ни даже одного деревца. Во рве вместо воды — черное масло. По ночам вместо звезд — искрит механическая передача. И даже солнце здесь не одно… А целых четыре. Да-да, четыре искусственных солнца. Высятся над городом. Точно отрубленные головы на жердях. Отрубленные, ибо мертвые они, эти солнца. Просто дурацкие шары, собранные из кусков чугуна, стали и бронзы. Старательно пыхтят паром и дымом где-то под слоем блеклых туч. Не способные дать света, они лишь выделяют тепло, густо краснея раскаленными боками. Оттого здесь так сумрачно, вечно пасмурно. Ведь обычное солнце не будет стараться для людей. Не любит оно их. Они чужды ему. Посмотришь вокруг и не увидишь ничего кроме проходов узких улиц, усеянных электрическими и керосиновыми фонарями. За ними — железнодорожный вокзал, чугуниевые мосты с ржавыми рельсами, по которым ездят стальные чудища, ревущие громче дракона, и столь же шумные рынки, где пахнет стухшим мясом, грязью и людьми. Непереносимое место. Оттуда развилка. Повернешь направо и по узкому тоннелю дойдешь до улицы старинных домов из красного кирпича и кованой черепицы. Дальше — веревочные мосты и подвесы для подъема тяжких грузов на корабли, что бороздят сам океан бурь. «Бум! Бум!» — раздается грохот от поступи огромного песчаного слона, запряженного в систему рычагов и канатов, точно деталь часов. Потом площадь. По центру стоит алхимический котел, выпирающий из трехэтажной башни. Варит ртуть, вываривает серу, бренчит поршнями.

Читать дальше