Gamma - Цели и средства

— Это вы про Хельгу? – изумилась Минерва. – Ну вам, как иностранцу, такое представление простительно. Но позвольте все‑таки развеять ваше заблуждение: Хельга Хаффлпафф была дама северная, рослая и… не тощая, понятно, но уж никак не пышечка. Она в Запретный лес ходила как в собственную теплицу, он, конечно, тогда не назывался Запретным, но кентавры жили поближе к замку, чем теперь.

Минерва осеклась и покосилась на Смита – он улыбался явно, хоть и прятал здоровую половину лица в тени.

— Вот и я о том же, директор. Кто ее видел, Хельгу Хаффлпафф? Вкладыши к шоколадным лягушкам не в счет, ладно?

— Портреты основателей в «Истории Хогвартса» на первой же странице, – парировала Минерва. Спорить со Смитом было интересно – даже не спорить, а подбрасывать ему факт и смотреть, куда он поведет разговор. – Скажете, ее мало кто читает?

— Скажу, что портреты рисовали триста лет назад – такой же человек, как вы и я. Оспины убрал, глазки поправил, волос добавил – и готов ярлычок, трудолюбивая хлопотунья Хельга, точь–в-точь директор Дервент, и скользкий лысый Слизерин, тоже наверняка точь–в-точь кто‑нибудь, ныне уже забытый. И ярлычок переклеивается на весь факультет, и спят в ночи бедные пушистые хаффлпаффцы, и ползет к ним злобный скользкий раскосый слизеринец – подбросить боггарта…

— Вот вы к чему свели, – хмыкнула Минерва. – Разобрались все же с Ли? Что же, он не виноват?

— Виноват, еще и как. Тот же ярлычок, директор: слизеринцы хитрые и умные. А они бывают глупые и… нет, не простодушные ни в коем случае. Но сами себя успешно запутывают своей же хитростью. А с Ли – почти разобрался. Мисс Диггори мне необычайно помогла.

Мать Михаля работала в «Золотом дукате». Воображение Эвана уже нарисовало ее худой, бледной и заплаканной, но она оказалась пышногрудой и симпатичной – ловко таскала тяжелые подносы, весело переругивалась с постоянными клиентами, с обворожительной улыбкой принимала чаевые. Эван долго искал в ее лице какие‑нибудь общие с Корнелиу черты, не нашел и обратился к Уизли – как бы промежду прочим, будто продолжая давнишний разговор, мол, кстати, а эта черненькая из «Дуката», она Корнелиу кем приходится, что‑то я запутался?

— А не мудрено запутаться, – без удивления отозвался Чарли. – Формально – неродная тетка, а так он ее как сестру опекает. Она ж его младше. И Михаль…

— Ну да, – покивал Эван. – Угораздило ее.

И продолжил на одном дыхании, осененный:

— Зря Корнелиу себя грызет. Вампиры гнезда не вьют, им семья не нужна. Он бы и так и так ушел. А без его влияния у… – он запнулся. – Как зовут мать Михаля? Какая разница… У матери есть шанс сделать из него человека.

— Наверное. А чего тебе он дался? Тяжело с ним в классе?

Эван коротко мотнул головой – и задумался, вспоминая. Оказалось, привычный к мелочам глаз много увидел, и теперь мелочи с готовностью всплывали в памяти. Михаль носит флягу, иногда пьет из нее украдкой, уйдя подальше от других, чаще всего – в пустом классе на перемене. В лаборатории держат драконью кровь на зелье от свертывания – для аптек и заведений пофешенебельнее, чем «Старый князь». Но если взять то зелье из трактата Котермака и выделить нужные компоненты из крови… Для вампиреныша–квартерона должно хватить.

Через неделю он принес бутыль с зельем доамне Стригоевой: пить по мере необходимости, вместо. На вкус не очень, но зато по цвету как мутная вода, мальчику ведь будет легче? Стригоева молча теребила бантик на фартуке, потом разрыдалась. Эван, глядя в сторону, сообщил, что пробная партия бесплатная, если зелье подойдет и понравится, он будет его готовить, такая бутылка обойдется в четыре тридцать – потому что ингредиенты на аптечном складе… И ушел, пристроив бутыль возле стопки подносов.

Еще через несколько дней его отловил Корнелиу, затянул в свой крошечный кабинетик, в который и сам‑то едва вмещался, втиснул между дверью и картотекой.

— Чего надо – проси.

Эван вздохнул.

— Я сказал ей – четыре тридцать за бутылку…

— Я реверансы разводить не умею, – прохрипел Корнелиу. – Ты, Нельсон, мне хвост не крути, ты говори, чем отдариться могу. Я в должниках ходить не люблю.

Эван колебался еще пару мгновений, не больше.

— Документы нужны. Диплом дурмштранговский, лицензия на аппарацию с мультивизой, регистрация анимага.

— Имя?

— Мне настоящий нужен. На имя я бы и под Липой разжился.

Корнелиу присвистнул.

— Ладно, ступай пока. Выпуск хоть какого года?

— Семьдесят восьмой – плюс–минус пять лет. Лучше минус, – усмехнулся Эван и боком выбрался из‑за картотеки.

Они не возвращались к этому разговору. Минуло почти три недели, прежде чем Корнелиу вломился в комнату – Уизли как раз вышел к Тодоровой подписать какую‑то бумажку – и хлопнул по столу свитком.

— Держи, Нельсон. Повезло тебе. Эван Смит, тыща девятьсот семьдесят шестой. Регистрацию сам в Бухаресте сделаешь, не маленький.

Разговор с Гарри не шел из головы.

Они встретились в Хогсмиде по просьбе Гарри, тактичная Ханна оставила их вдвоем, отправилась посмотреть новинки в книжный, и Гарри не стал скрытничать и лукавить, а поделился тревогой. Ему не нравился Смит. Его появление из ниоткуда, его расспросы и любопытство, его непричастность к обеим войнам.

За обедом Невилл посматривал на Смита, словно пытался разглядеть его истинное лицо. Подозрительный тип? Сделал ли он что‑нибудь подозрительное за три месяца работы в школе? Да, расспрашивал и рылся в газетных подшивках, но это ведь не преступление? Все это время от него была только польза. Помог с теплицей, разобрался с двумя – как минимум – крупными конфликтами, варит зелья для лазарета. Кажется, подружился с мистером Люпином. Он влился в коллектив, как ни один из его временных предшественников, и Невилл понял, что не думает о нем как об очередном «профессоре на год», а считает одним из учителей Хогвартса. Гарри ведь не работал здесь, не видел Эвана каждый день, спокойного, молчаливого, всегда готового прийти на помощь. С другой стороны, Гарри смотрит непредвзято, он ничем не обязан Эвану, и, может, этот трезвый взгляд видит то, что скрыто от Невилла?

Смит повернулся здоровой половиной лица.

— Невилл, вы думаете, если я этим глазом не вижу, то и не слышу, как вы кряхтите, вздыхаете и вертитесь? Случилось что?