Андрей Завадский - Путь

Наверное, в те незапамятные времена здесь, на том самом месте, где ныне вознеслись ввысь каменные дома под черепичными крышами, стояло лишь несколько крытых соломой или корой кривобоких лачуг, обнесенных частоколом, упиравшимся в обрывистые берега быстрой реки. С той давней поры изменилось многое, но по-прежнему жилища тех, кто поселился в этом краю, теснились, словно в страхе прижимаясь друг другу, за крепостной стеной, сохранившей форму дуги, основанием которой служила река. Сложенная из серого камня, она уже многие годы служила границей города, жителей которого становилось все больше, так что они вынуждены были надстраивать свои дома, добавляя один этаж за другим, из-за чего улицы, и без того весьма узкие, обретали все большее сходство с ущельями, извивающимися среди скал.

Там вечно царил сумрак, а сточные канавы, которые чистили довольно редко, распространяли весьма тошнотворный запах. Но все же горожане предпочитали жить в тесноте и дышать гнилостными испарениями, нежели оказаться в чистом поле, вне таких надежных стен, будучи предоставлены множеству опасностей. И Фальхейн рос, словно пытаясь дотянуться до неба.

- Если так пойдет и дальше, - говорил порой старый лорд Маркус, наставник и советник молодого короля, наблюдая за тем, как суетятся где-нибудь в купеческом квартале каменщики, - нам придется надстраивать стены. Но все лучше, чем возводить новые, - смеялся он, добавляя неизменно: - А то наши славные горожане скоро будут из окон своих мансард плевать на головы стражникам на сторожевых башнях!

Он был прав, поскольку нынешние укрепления, мощная стена высотой пятьдесят футов, разделенная на равные по протяженности участки дюжиной круглых башен, дополненная глубоким рвом, строились в течение нескольких лет, якобы, не без участия гномов, специально для этой затеи приглашенных одним из давно усопших владык Альфиона в сей дремучий край. И Эйтор не был уверен, что сможет теперь найти достаточно искусных мастеров, дабы сложить новые укрепления, да и с камнем было не все так просто. С тех пор, как Кланы, владевшие Олгалорскими горами, отказались признать себя подданными Альфиона, тамошние каменоломни стали совершенно недоступны. Нелюдимые горцы зорко следили за неприкосновенностью границ своих владений, с особенной неприязнью относясь именно к людям равнин, как сами они называли альфионцев.

А город жил, и ему становилось все теснее в каменном кольце, не даром на правом берегу Стейлы уже вырос неукрепленный посад, в котором селились рыбаки и многие ремесленники, уставшие от тесноты и вечно царившей в полузадушенном собственными укреплениями Фальхейне сутолоки. В прочем, сейчас Эйтор не мог видеть его, зато весь остальной город был перед ним, словно на ладони.

Громада дворца, крепость в крепости, возвышалась на самом берегу, господствуя над окружавшими его кварталами, так, что из его окон были видны и стены, и башни, словно увенчанные зубчатыми коронами. В хороший день, такой, как ныне, можно было даже разглядеть порой мелькающие меж зубцов блики. Там несли службу королевские гвардейцы, наемники, чужие в этой стране люди, потому особенно преданные своему королю. Большая часть их была родом из Дьорвика, где знали толк в войне и воспитывали отменных бойцов. Им Эйтор доверял больше, чем кому бы то ни было во всем королевстве.

С высоты вздымавшегося к небу аж пятью ярусами дворца, который был еще старше, чем окружавшие столицу стены, можно было видеть, что кварталы различаются меж собой. Разумеется, ближе к обиталищу правителя стояли дома наиболее состоятельных горожан и особняки знати, поскольку многие лорды имели в Фальхейне свои резиденции, настоящие небольшие замки, куда они изредка наведывались, чтобы лишний раз показаться своему королю. Эти кварталы отличались чистотой, а также тем, что там было намного больше воинов, следивших за порядком. Вот и сейчас Эйтор, зрение которого оставалось достаточно острым, мог видеть, как сияют, отражая лучи утреннего солнца, начищенные до блеска шлемы стражников, неторопливо вышагивающих по широким улицам.

Целостность городских стен, вот уже почти полвека не видевших врага, ибо столько времени Альфион не вел больших войн, нарушалась воротами, обращенными на запад и на юг, туда, откуда чаще всего появлялись купцы или просто путники. От них к дворцу, возле которого, сливаясь, они образовывали большую площадь, вели две широкие улицы. Вдоль этих улиц располагалось больше всего лавок и постоялых дворов, где всегда были рады любому чужеземцу, если, конечно, он являлся в славный Фальхейн не с пустым кошельком и кинжалом за пазухой. Таким образом, город казался будто бы рассеченным на три части, причем на севере и западе строили свои дома ремесленники, всевозможные жестянщики, гончары и все прочие. Сейчас оттуда уже доносились громкие голоса, которые перекрывал перезвон кузнечных молотов. Мастеровой люд начинал трудиться еще до рассвета, спеша заработать себе на кусок хлеба, и труды своих стараний они несли в южные кварталы, ибо то была торговая часть столицы, сердцем которой служила рыночная площадь, над которой и возвышались те самые гномьи куранты.

В той части города всегда царила суета, слышался разноязыкий говор пестрой толпы, среди которой тенями шныряли ловкие карманники. Именно поэтому возле рынка гвардейских патрулей было почти столько же, сколько близь дворянских особняков. Казна пополнялась, прежде всего, за счет торговли, а потому следовало делать все, лишь бы иноземные купцы, единожды посетив славный Фальхейн, не забыли сюда дорогу.

Торговцы, как и ремесленники, тоже давно проснулись, и были готовы принять в своих лавках ранних покупателей. По узким улочкам, мощеным булыжником, словно по дну глубоких ущелий, образованных возвышавшимися домами, спешили по своим делам столичные жители, с высоты королевского дворца напоминавшие муравьев, суетящихся вокруг своего жилища в поисках пищи. В прочем, они были сродни этим насекомым не только внешне, вынужденные трудиться без отдыха, лишь бы не умереть с голоду, и такие же покорные своему правителю. Ремесленники, мелкие торговцы, они и были той основой, фундаментом, на котором стоял весь Альфион. И они же были самыми бесправными его жителями.

Куда-то бежали люди, мчались всадники, оглашая всю округу цокотом копыт, катились телеги и роскошные кареты, казавшиеся с высоты нескольких десятков ярдов детским игрушками. Прямо на мостовой располагались нищие, выпрашивавшие у прохожих медяки и готовые мгновенно раствориться в подворотнях, стоит только в дальнем конце улицы мелькнуть королевским гвардейцам. Фальхейн жил, встречая новый день.

- Это мой город, - усмехнувшись, тихо вымолвил король Эйтор. - И моя страна, будь я проклят!