Марина Броницкая - Я не Поттер!

Не понимая, что же влечет её в эти развалины вновь и вновь, она подкрадывается к пока еще целому углу дома и смотрит на второй этаж, подымает палочку и шепчет:

— Я слышу вас, мой господин, я слышу, вас обманули…

И пока она произносит слова, её тело, благодаря сложному заклятию точной левитации, возносится вверх, к разбитому окну. Я узнаю его, видел на фотографии. Это окно моей детской! В то же мгновение я начинаю видеть все глазами Беллатрикс, а это была именно она, разумеется. Два мертвых тела — муж и жена, люди, которым не стоило быть вместе. Их явно связывала не любовь, а друзья, школа, общие враги и одна борьба на двоих. Мне кажется, маме этого было просто мало. Сердце защемило от жалости. Какая же она красивая… Её темно рыжие волосы все еще сияли, а стройное тело в голубых джинсах и скромной трикотажной кофточке с белым воротничком, никак не походило на мертвое — она будто заснула. Джеймс лежал на животе, и это хорошо, его лицо мне не раз снилось в кошмарах. Над моей кроваткой склонился старик… это Дамблдор!

Его рука дрожит, он занес надо мной палочку и что‑то шепчет без умолку, зачитывая слова на непонятном мне языке. Белла вначале тоже ничего не понимает. Но слушает внимательно, а слова все льются и льются, как горный ручей, беспрестанно, тихо, и обманчиво ласково. Как только Белла понимает, что именно говорит старик, у неё дыхание перехватывает! Ни один маг на планете этого не достоин, пусть и сын грязнокровки! Однако она слышит не только голос директора, в её голове раздается эхо и других слов, почти неслышное, но женщина уже знает, как следует поступить, она затаится, дождется ухода старика и сделает ответный ход. В её мыслях кусочки пазла складываются в цельную картину, и я еле поспеваю за лавиной её догадок. Интеллект той, молодой, Беллатрикс просто огромен. И я боюсь, что потеряю сознание от этих знаний, но продолжаю держать её горячую руку, чувствовать какие‑то язвы на огрубевшей коже её ладони и смотреть историю свей жизни.

Дамблдор изгнал меня из мира магии, когда я был еще маленьким. Он пришел сюда сразу, как только Волдеморт развоплотился, был неподалеку, ждал почти так же, как и Беллатрикс под окном, ждал с нетерпением. Маги — не безродное племя. Во времена становления мира, праматерь всего волшебного на планете, имя которой тайна, спрятанная где‑то в недрах земли, создала двенадцать книг для записей. Страницы в них никогда не заканчиваются, и страницы эти заполняет сама магия. С течением времени книги эти присваивали себе те, кто брал на себя ответственность по объединению всех волшебников, их обучению и становлению волшебства как такового. Есть такие книги во всех школах чародейства в мире. В моей школе их две: книга Салазара, он присвоил себе её единолично, и Мерлин его знает, как именно, и общая книга Хогвартса. Рожденный маг записывается в неё сразу же, а, если он еще и наследник духа Слизерина, то и в неё. Но праматери было все равно, кому будут принадлежать эти книги, и совсем неважно, в какую тебя впишет судьба, но вот если не впишет, то… ты не волшебник! Ты никто! Ты даже хуже, чем сквиб, в крови которых все равно остается память о силе предков. Не вписанный в книги — это просто маггл, и ни один из его потомков не станет магом, никогда.

Дамблдор лишил меня всех сил, растоптал мое будущее, но, несмотря на мою злость на него, я был даже благодарен ему за то, что он меня не убил. Если кто‑то могучий творит такое зло такой черной магией, то и сил у него уходит немеряно, жизнь его сокращается, а дух слабеет.

— Вот, сам не знал, что так все произойдет! Но живут же они? И ты проживешь, с теткой, с братом… — пробормотал старик, рассеяно поглаживая меня по голове. — А вдруг он вернется? Нет, ребенок, мы не будем рисковать, я не могу… — и аппарировал восвояси, чтобы скоро вернуться и вещать о силе любви.

Стена тут же обвалилась, накрыв собой мать и сломав мою кроватку. Я упал на мертвую маму, схватил прядь её волос и заплакал. Белла взобралась в комнату по камням, затем с трудом, но пробралась к младенцу, и взяла меня на руки, просто мертвой хваткой вцепившись в мое тельце.

— Ну–ну… не плачь, все мы его жертвы… Проклятое пророчество! — она качала меня на руках и думала. Плакать я перестал, но ухватился за ее сережки и принялся ими играть. — Тебе нужна моя кровь… Я сделаю это, сделаю!

Дальнейшее повергает меня в ужас. Она, на этих развалинах, рискуя быть пойманной, до конца не осознавая, что творит, проводит обряд слияния. Кровный обмен! Меня затрясло от ужаса и от него же чуть не стошнило. Беллатрикс — моя приемная мать! Перед всеми законами магии, даже перед законами Министерства, чтоб оно сгорело к черту! Маленький шрам на моем запястье, вот он откуда. Кровь из её пальца смешалась с моей, и назад пути уже не было. Время сыграло против Дамблдора, обряд совершили спустя какую‑то минуту после его ухода, Лестрейндж подарила мне силу своих предков, затмив своей кровью кровь моей мамы. Но это еще не означало, что я вновь появился хоть в какой‑нибудь книге, все не так просто. Дамблдор стер меня оттуда начисто!

Её трясет, а её большие и черные как ночь глаза блестят от слез. Ей не меня жалко, она понимает, что тот, за кем она сюда пришла — не вернется, а она сейчас совершила что‑то странное и до конца непонятное. Тем не менее, женщина все еще слышит его слова в своей голове, на этот раз они даже громче:

…рожденный в последний день июля одолеет меня во младенчестве или же, набравшись сил, не позволит мне исчезнуть, слившись силой, разумом и духом воедино… другого не дано… он не причина… обман… предательство… спаси его…

Витавший дух Волдемотра, или его остатки, запомнили сказанное директором и то, что не успела подслушать Белла. Эти простые слова явно не могли передать всей сути пророчества, и я сомневаюсь, что оно полное, но женщине их хватило.

Белла подняла меня над своей головой, посмотрела в мои глаза и севшим от пережитого голосом просипела:

— Мы встретимся еще, ты должен мне свою душу… — затем положила меня матери на грудь и исчезла так же, как и Дамбдор, просто растворившись в пространстве.

После неё остался только душный сладкий аромат духов, его я помню до сих пор. Я всегда полагал, что этот запах, который словно оживал в моем носу время от времени — запах детства и мамы, но, как оказалось, это не так. По крайней мере, не совсем так.

Картинки замелькали перед моими глазами, как калейдоскоп. Какие‑то темные личности в грязных переулках, глубокие черные подвалы, стопки чеков в огромных ручищах старого гоблина, постоянно озирающегося по сторонам и крадущегося к сейфу Лейстренджей. Затем я стал узнавать изображения — Дырявый Котел, женщина, смутно знакомая мне, с сигарой в руках, она стоит у стены в подсобке и затравленно смотрит себе под ноги, а Беллатрикс ей угрожает… жизнями родных, кажется. Но женщина не сдается, она отказывает. Белла криво усмехается, хохочет ей в лицо и что‑то обещает, а что, я не слышу. Потом какая‑то темница, человек за полусгнившим деревянным столом и его посетительница в черном капюшоне. Человек стар, но я понимаю, что в нем великая сила. Я даже забываю о Лейстрендж, настолько меня интригует его личность. Но картинка резко меняется и я вижу… Филча!