Мышь88 - Гарри Поттер и Зеленые Топи

— Гермиона! — Гарри уже с трудом себя сдерживал. — Когда ты, наконец, признаешь простой факт? Он здесь, в этом мире!

— Гарри, но мы же все понимаем, что это невозможно, — Гермиона даже голос, на всякий случай, понизила. — Ведь нет больше крестражей, а по твоему рассказу мы примерно знаем, что теперь представляет из себя его душа. Подумай только, я прошу тебя, Гарри, ты не должен поддаваться такому настроению и считать, что он вновь нашел способ обмануть смерть. Это правда, что я не хочу признавать возможность этого. Но… ты‑то как себе это представляешь?

Гарри не ответил.

— Гарри, она права, мы не можем быть уверены в том, что… — начал Рон.

— Уверены? — вскричал Гарри, но тут же сбавил тон. — Неужели вам все еще мало? Если все то, чем мы с вами занимались и чем сейчас профессор Снейп занимается, чушь, тогда откуда и к чему все эти знаки? Вы не понимаете, что, несмотря на то что шрам болит так сильно только в последнее время, все это неслучайно?

— Что — «все это»? — подняла брови Гермиона.

— Он имеет в виду всю эту канитель с Топями, — ответил за Гарри Рон. — Я тоже об этом думал, но… не может же Хольдер быть таким идиотом!

— А он и не идиот, Рональд, — поправила его Гермиона с заметным нетерпением. — Он просто не верит в такие вещи, и я, честно сказать, тоже.

— Ты не веришь, что Гора — источник темнейшей магии на свете? — процедил сквозь зубы Гарри.

— Да не в этом дело, послушай, ты сам не находишь это странным, что твой шрам начал болеть только спустя несколько месяцев? Где, по–твоему, все это время был Волдеморт? На курорт ездил? Если бы он был жив…

— Я знаю! — отмахнулся Гарри. — Но, Гермиона, не означает ли все это, что опять возникла серьезная опасность из‑за деятельности Хольдера? Профессор сказал…

— У него вообще очень богатая фантазия, у твоего профессора!

— В то время как у тебя она полностью отсутствует!

— Не ори на нее! — насупился Рон.

— Гарри, — умоляюще заговорила Гермиона, — ну, почему ты никогда не думаешь вначале о фактах? Действия Хольдера понятны: он хочет создать армию, с ее помощью сместить действующего Министра и установить свою диктатуру, да и высшие круги оказывают ему всяческую поддержку.

— И?

— Слушай дальше. В течение целых столетий никто не мог ничего поделать с этими болотами, чтобы люди перестали, наконец, исчезать, а волшебное сообщество могло спать спокойно. Плюс к этому — масса непроверенных слухов о кладе, который там теоретически мог спрятать Слизерин. С моей точки зрения, это чистый вымысел, мы же с вами читали вполне достоверные исторические источники. Если он должен был умереть и знал об этом, зачем ему был какой‑то клад?

— Нелогично, — пожал плечами Рон.

— Не так уж и нелогично, если подумать о духе Слизерина, — с жаром возразил Гарри. — Что, если клад — всего лишь приманка?

— Ну, и зачем ему посетители в его тайном убежище? — не сдавалась Гермиона. — Разве что…

— Разве что они нужны ему для того, чтобы вновь вернуться к жизни.

— Абсурд… полнейший, — Гермиона тяжко вздохнула. — Кажется, я начинаю улавливать ход твоей мысли. Ты считаешь, что Волдеморту каким‑то мифическим образом удалось проникнуть в Топи, и он теперь помогает Слизерину воскреснуть? По–твоему, это правдоподобно звучит?

— Не очень, — вынужден был согласиться Гарри. — Но, Гермиона, шрам не может так сильно болеть из‑за каких‑то воспоминаний, к тому же приступы боли всегда совпадают по времени с этими снами… да и со снами ли?

— Что ты хочешь сказать?

— У меня дурное предчувствие — и с каждым днем оно только усиливается, — что то, что я вижу, может произойти в действительности. Как — я не знаю, я могу поклясться, что я никогда в жизни не видел ни пещеры, ни чаши… Для чего может использоваться каменная чаша с рунами, Гермиона?

Она наморщила лоб.

— Это была большая чаша?

— Да, как три самых больших котла в нашем классе для зелий. Или даже больше.

— Тогда это либо часть скульптурной композиции, которую ты не видел целиком, либо жертвенная чаша.

— Жертвенная чаша? — Гарри содрогнулся.

— Ну, да, древние жрецы собирали в такие чаши кровь жертвенных животных…, ну, и людей иногда, в зависимости от культа. А что? Ты видел в чаше кровь?

— Нет, — Гарри был окончательно сбит с толку. — В чаше была вода, во всяком случае, это вещество было очень похоже на воду, а под водой что‑то темное… Тогда я ничего не понимаю. Но, если профессор сочтет это важным, значит, это важно.

— Гарри, а ты не думал, что…, — Гермиона замялась.

— Договаривай уже, — потребовал Гарри.

— Ну, если ты настаиваешь… очевидно, что профессору Снейпу постоянно необходимо чем‑то заниматься, иначе ему и жить не особенно хочется. А теперь еще Азкабан… В общем, если он слегка увлекся своими поисками, это не значит, что мы должны радостно повторять это за ним.

— Слегка увлекся? — возмутился Гарри.

— Оставь это, Гермиона, — вовремя вмешался Рон. — Ты что, не видишь, что его не переубедить? Я могу сказать тебе одно, Гарри: если ты примешь решение идти, я пойду с тобой и постараюсь отговорить тебя от худшего, Гермиона тоже пойдет, что бы она ни говорила, — Гермиона протестующее открыла рот, но Рон остановил ее. — Но тебе следует быть осторожнее, дружище. Какой смысл нам тебя терять без какой‑либо причины и цели, ты подумай?

— Если я ничего не предприму, я потеряю профессора, — тихо сказал Гарри. — Для вас это не значит ничего, а для меня — многое. Он сейчас пытается сделать все сам и рискует собой и ради меня в том числе, потому что знает, что я способен отправиться в Топи. И я уже совершил ужасную ошибку, следующая может оказаться фатальной.

Он замолчал и встретил сочувствующий взгляд Рона. Гермиона пыталась подыскать нужные слова, но не смогла. После этих томительных минут Гарри отправился в спальню и написал Малфою короткое письмо, в котором спрашивал, было ли все более–менее в порядке, и заверял его, что тот может написать ему в любой момент, если возникнет необходимость.

Школьная сова принесла ответ на третий день. Письмо походило, скорее, на записку, оно состояло всего из нескольких слов, в которых Малфой давал понять, что прекрасно справится со всеми проблемами сам. Гарри мысленно обозначил себя, как чересчур навязчивую личность, раз его помощь так бесцеремонно отвергают. Правда, потом ему пришло в голову, что Дрейко просто–напросто не верит, что Гарри в самом деле будет общаться с ним, а не с Роном и Гермионой. И вновь он почувствовал настоящее раздражение: да когда же все перестанут, наконец, за него решать, какие именно у него намерения и что он ими хочет выразить! Он разорвал письмо на мелкие кусочки и вернулся к домашним заданиям. Ближе к вечеру прилетела еще одна сова и принесла свежий номер «Ежедневного пророка». Гарри прочитал все статьи, посвященные Хольдеру и, несмотря на то, что каждая новость была щедро снабжена подробностями, заметил, что чуть ли не в каждом абзаце отсутствовала некая завершенность. Создавалось впечатление, будто «Пророк» и в самом деле полагал, что миссия Хольдера в Топях — что‑то вроде воскресной поездки на шашлыки, которая имеет своей побочной целью укрепление власти Министерства. Порой Гарри натыкался на выступления Кингсли. Они были очень скупыми, что весьма разочаровало Гарри, но он не мог не понять из них, что Министр все время пытался на что‑то намекнуть читателю или слушателю, но не мог сказать больше из‑за давления, которое на него оказывало окружение: «Исполнительный комитет официально подтверждает, что эта экспедиция, о которой давно ведутся разнообразные дискуссии, представляет немалую важность для нашего статуса в магическом мире в целом. Но мне хотелось бы особо подчеркнуть, что масштабы этого предприятия оказались настолько велики, что не вполне соответствуют поставленным целям и задачам. Как известно, в нем задействованы значительные силы авроров. Как Министр, я выражаю искреннюю надежду на то, что руководитель отдела внутренних дел в кратчайшие сроки сумеет обеспечить безопасность магического сообщества в Британии, так как его отдел превосходно ориентируется в своей области». Таким образом, Кингсли как раз подчеркивал свой нейтралитет по отношению к предприятию и даже позволял себе некоторые иронические выпады в адрес Хольдера. Ответил ли на это Хольдер, Гарри из «Пророка» не понял. Ожидание казалось ему уже невыносимым, он ждал той самой новости, как глотка воздуха, новости, которая будет означать хоть что‑то конкретное. Но время шло, и ничего не происходило. Даже шрам беспокоил его теперь не так сильно, как будто кто‑то хотел убедить его в том, что у него была галлюцинация, и не одна, что его также весьма злило, особенно из‑за меланхоличного отношения друзей.