Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

— Что я должна для этого делать?

— Проявить фантазию. Полностью воссоединиться с заклятием, которое применяете. Действительно захотеть проникнуть в самую суть… Попробуйте.

— На тебе?!

— Хм, а на ком же еще?

— То есть ты хочешь, чтобы я училась легилименции на том, кого и Темный Лорд не может «прочесть» до конца? — сощурилась Гермиона.

— Я не буду закрываться от вас, Кадмина. — Его глаза блеснули. — Заманчивая награда для подлинного старания, не так ли?

Она усмехнулась, пристально глядя в его глаза.

— Не страшно? Я быстро учусь.

— О, мне это известно. Итак, приступим. Глубина, Кадмина. Полное воссоединение с заклинанием. И визуальный контакт.

— Твой выбор, — она подняла палочку, вглядываясь в его похожие на черные тоннели глаза. — Легилименс!

Он был сосредоточен. Ему действительно было не по себе, общаясь с ней. Но больше, глубже понять она не смогла.

Гермиона опустила палочку.

— Это очень мало. — Снейп всё еще спокойно стоял перед ней. — Вы не умеете читать даже поверхностные мысли. Только находящиеся наверху эмоции. Попробуйте еще раз.

Гермиона сосредоточилась.

О чем ты думаешь, Северус Снейп?

И она смогла. Пусть просто снять пленку, но смогла. Он думал о том, что играет с огнем. О том, что всё равно она на первом занятии не сможет копнуть глубоко. О том, что нужно тоже пользоваться Омутом памяти.

И мысли эти раззадорили Гермиону. У нее был шанс… На что и зачем? Может быть, просто ради спортивного азарта… Что‑то, что он хранит в себе, не доверяя никому… Что‑то, что невозможно узнать иным способом. Важное и неважное… Что‑то…

Снейп шел по полутемному, захламленному коридору. Шел, находясь в смутных, противоречивых чувствах. Он нес в руках флакон яда. Яда для своей дочери.

У нее не было возможности жить. Да она и не была никому нужна. Помеха, обуза… Но всё равно.

Он должен сделать это сам, должен капнуть горьковатую смертоносную жидкость на ее крошечные губы. Чтобы она заснула навсегда. Ему уже тяжело. Тяжело просто идти туда. А каково Нарциссе? Каково матери, которая осознает, что последние часы проводит со своим ребенком? Которая знает, что у ребенка нет права жить? Но всё равно… Каково ей будет смотреть на то, как он капнет на уста ее дитя этот яд? Что она будет чувствовать? Сможет ли остаться после этого такой, как прежде? Сможет ли когда‑нибудь его простить?..

Он должен сделать это сам. Ради нее. И себя. И он должен будет успокоить ее. Сейчас он должен вести себя как старший, найти в себе силы на это. Позже, когда всё будет позади, можно забиться в угол, дать волю чувствам. Но сейчас нужно действовать, быстро и правильно. Он должен помочь женщине, которая дорога ему. Заставить ее понять, что…

Флакон выпал из его рук и со стуком ударился об пол. Снейп застыл. Застыл, не в силах пошевелиться. Не в силах осознать того, что видит.

Нарцисса, тогда еще Блэк, сидела на кровати, на той самой кровати, которую Гермиона видела на смятой фотографии в покинутой комнате Снейпа в школе. Ее тетя, еще совсем молодая, была одета в длинную кружевную сорочку цвета незабудок. Светлые кудри неаккуратными прядями спадали по плечам. Бледная, измученная. С ужасающим блеском в глазах.

Она сжимала горло лежащего на ее руках младенца. Уже не кричащего, затихшего, смотрящего опустевшими и широко распахнутыми небесно–голубыми глазами. Она сидела и смотрела в эти застывшие глаза и улыбалась. Плотоядной, фанатичной, как у ее сестры, дикой и ужасающей улыбкой.

— Она кричала, Северус, — ровным, спокойным голосом, продолжая улыбаться так, что в жилах стыла кровь, сказала Нарцисса Блэк. — Представляешь? Думала, что я шучу. Она хватала меня за руки. А говорят, что младенцы ничего не понимают. Она всё поняла, Северус. — Нарцисса оторвала взгляд от мертвой дочери и посмотрела ему в глаза. Снейпа пробрала дрожь от этого взгляда. — Представляешь? Если бы она могла говорить, она сказала бы: «мама». — Нарцисса улыбнулась шире. — Она бы попыталась понять, если бы умела думать. Но она не может. — Женщина опять перевела взгляд на тело ребенка. — Да, девочка? — Она подняла руку, держа ребенка за горло, и протянула его тельце прямо перед собой. — Ты думала, что сможешь испортить мне жизнь? — немного сюсюкая, ласково спросила она у этого бездыханного трупа. — Смотри, у меня это получилось лучше. Я победила! — в ее голосе был задор, а глаза сияли. Нарцисса встала, разжимая пальцы, и мертвое тело упало к ее ногам. Ударилось об пол так же, как сосуд яда несколько минут назад.

Нарцисса подняла блестящие глаза на застывшего Снейпа.

— Что с тобой? — Она подошла совсем близко. — Что? — женщина положила руки ему на плечи. — Забудь о ней. Ее нет. Считай, что ее не было. — Нарцисса, обдавая его своим дыханием, коснулась пересохших губ. Она впилась в них жадно и дико, потом отступила к смятой кровати. — Забудь о ней, Северус! — крикнула женщина, и в ее руках мелькнула волшебная палочка. — Эванеско! — тело ребенка исчезло. Как сотни раз исчезали от этого заклятия мусор и грязная посуда. Она отбросила палочку прочь. — Поцелуй меня, малыш, я соскучилась по тебе! Будь со мной! Сейчас. Здесь. — Нарцисса обхватила его руками.

— Цисси…

— Нет, молчи! — Они упали на кровать. — Не нужно слов. Что с тобой? Забудь о ней! Здесь есть только ты и я…

Гермиона почувствовала сильный толчок и, пошатнувшись, осела на пол. Затаив дыхание, она смотрела в наполняющиеся яростью глаза Северуса Снейпа…

— Уходи.

— Я… Я… Прости, я…

— Уйди отсюда! — перешел на крик Снейп. — УХОДИ!!! — Он подскочил к ней и с силой тряхнул за плечи. — СЛЫШИШЬ, КАДМИНА?!

— Я… Ухожу…

Снейп отпустил ее, и Гермиона, пошатываясь, вышла из комнаты. Ее била крупная дрожь. Мысли путались в голове.

Тётя говорила ей, говорила. Рассказывала эту историю. Но то были просто слова. А так…

«Когда Северус увидел это, он начал меня бояться».

Да, неудивительно!

Девушка совсем не знала, куда идти и что делать. Она спустилась по лестнице вниз, в холл. Там было совершенно пусто. Задумчиво подошла к выходу — на улице валил крупный снег. Сама не зная зачем, Гермиона накинула теплый плащ и вышла в запорошенный двор.

Холодно. Снег бьет в лицо.

Она пошла прямо через сугробы, свернула за дом и устремилась в лабиринт из заваленных снегом вечнозеленых кустов.

«Жизнь человека — темный лес, — думала юная гриффиндорка, блуждая среди припорошенных, полускрытых от глаз растений. — Порою в нем начинается зима. Так странно…»

Мысли не хотели обращаться в слова. Просто диковинные, блуждающие внутри эмоции, которые Гермиона не могла определить даже для себя.

Нарциссу Малфой она знала невозмутимой и неприступной. Снейп же видел ее совершенно иной.