Джон Норман - Охотники Гора

Не то что я, неспособный пошевелить даже пальцем онемевшей руки или ноги. Я с особой остротой ощутил сырость дующего с моря пронизывающего ветра.

– А эти люди, – продолжал тем временем Марленус, указывая на Саруса и его воинов, – должны быть доставлены в Ар и подвергнуты публичному наказанию.

– Нет, – ответил я.

Над берегом воцарилась мертвая тишина.

– Это мои пленники, – сказал я. – Их захватил я сам и мои матросы.

– Но я хочу забрать их себе! – сказал Марленус.

– Нет, – повторил я.

– Я хочу предать их публичной казни на стенах города, – пояснил Марленус. – Это будет ответом Ара на происки Чембара с Тироса.

– В данной ситуации ответ Тиросу должен давать не Ар, а я сам, – сказал я.

Мы посмотрели друг на друга.

– Хорошо, – сказал наконец Марленус. – Ответ Тиросу – за тобой.

Я перевел взгляд на Саруса. Закованный в цепи, он не спускал с меня удивленных глаз.

Он все потерял в этой экспедиции. Так же как и я. Мы оба потерпели поражение.

– Освободите их, – приказал я.

– Нет! – воскликнул Марленус.

Сарус и его воины остолбенели от неожиданности.

– Верните им оружие, – продолжал я, – и дайте продовольствия и лекарств. Им предстоит долгий и опасный путь. Помогите им перевязать раненых.

– Не делай этого! – закричал Марленус. Я обернулся к Сарусу.

– Двигайтесь на юг вдоль берега, – сказал я, – и держитесь подальше от обменных пунктов.

– Я так и поступлю, – пообещал Сарус.

Позади меня раздался ропот охотников Марленуса.

Я услышал, как их мечи с тяжелым звоном рванулись из ножен.

– Нет! – остановил своих людей Марленус. Над берегом повисла напряженная тишина.

Мы стояли друг против друга, разбившись на две большие группы. Рядом я чувствовал напрягшееся тело Ширы. Разбойницы Хуры, закованные в цепи, поспешно отошли назад. Лежащие на песке Хура и Мира испуганно вжались в землю. Мои матросы, даже те, кто еще держал в объятиях девушек Вьерны, плотнее сгрудились вокруг капитанского кресла. Оставленные ими девушки поспешили следом и встали с ними плечом к плечу.

Марленус пробежал глазами по их застывшим в напряженном ожидании лицам. Наши глаза встретились.

– Освободить их! – приказал Марленус.

Цепи с рук тиросцев упали на землю. Им принесли продовольствие и медикаменты.

– Верните Сарусу его меч, – сказал я.

Предводителю тиросцев протянули его собственный меч. Воинам возвратили оружие.

Сарус неподвижно стоял и смотрел на меня.

– Ты проиграл, – сказал я ему.

– Мы оба проиграли, – ответил он.

– Уходи, – сказал я.

Сарус повернулся и пошел вдоль берега. За ним потянулись его воины. Мы долго смотрели им вслед, пока они не исчезли за поворотом берега. Никто из них не оглянулся.

– Разрушить лагерь, – приказал Марленус.

Его воины бросились вырывать из земли глубоко вбитые колья. Это заняло у них не так много времени, гораздо меньше, чем у тиросцев ушло на постройку. Вскоре вся дружина снова собрались возле великого убара.

– Уходим, – скомандовал Марленус. Охотники вместе с караваном невольниц двинулись к лесу.

Марленус обернулся ко мне. Он был недоволен. Наши глаза встретились.

– Не смей появляться в Аре, – предупредил он.

Я не ответил: у меня не было никакого желания с ним разговаривать.

– Даже не пытайся появиться в Аре, – повторил он и, нахмурившись, пошел за своими людьми.

Вскоре все они скрылись среди густых деревьев. Они возвратятся в свой лагерь, разбитый к северу от Лауриса, где их дожидаются тарны. Они поднимутся в небо и возьмут направление на Ар, и Хура, конечно, будет привязана к седлу великого убара.

Я смотрел им вслед.

Марленус привезет с собой в качестве рабынь Хуру и Миру – двух предводительниц лесных разбойниц, стремившихся его обесчестить, приуменьшить его славу, его величие. Здесь же будут находиться и еще несколько женщин-пантер, закованных в цепи, обнаженных, покорностью своею подчеркивающих значимость одержанной великим убаром победы. Тиросцы, желавшие поражения великого убара, в большинстве своем погибли, а оставшиеся в живых еще позавидуют мертвым, ибо им суждено быть проданными в рабство. Даже корабль их перешел в качестве трофея во владение некоему Боску из Порт-Кара, немного помогшему великому убару одержать очередную победу.

Марленус отправился в северные леса поймать Вьерну и освободить женщину по имени Талена. С первой частью поставленной задачи великий убар справился как нельзя более успешно, и, мало того, завоевав, подчинив себе гордую предводительницу лесных разбойниц, он с обычным для себя великодушием подарил ей свободу. Разве этот величественный жест не достоин истинного убара? Что же до второй части намеченного плана, касающейся освобождения этой женщины – как там ее? ах да, Талена, – то обстоятельства сложились таким образом, что это мероприятие стало недостойным внимания убара. Эта женщина обратилась к нему с просьбой внести за ее освобождение выкуп, тем самым признавая себя рабыней. Да, прежде между ними существовали кое-какие родственные отношения, но он их, безусловно, немедленно прервал, поскольку у убара не может быть ничего общего с рабыней. Уже сам по себе интерес к судьбе простой рабыни не достоин внимания убара. Если ему подобает освободить ее как бывшую гражданку Ара, что ж, он отдаст такое распоряжение, но, право же, это сущая мелочь. Он даже не удосужился поинтересоваться у Вьерны о ее местонахождении, да и сама предводительница разбойниц – горианка до мозга костей – не посмела унизить великого убара, занимая его внимание подобной чепухой. Вьерна почитала его, Марленуса, превыше любого другого мужчины Гора. Она не могла позволить себе нанести ему какое-либо оскорбление. Очевидно, она сама послала двух своих женщин, охранявших эту самую Талену, в его, Марленуса, лагерь, расположенный к северу от Лауриса, чтобы они доставили к убару эту рабыню и он смог – взглядом не убара, но мужчины – посмотреть, заинтересует ли его эта невольница или нет.

Она, конечно, сумеет вызвать у него интерес; я в этом не сомневался. Как не сомневался и в том, что любые попытки посягательства на честь и величие убара будут немедленно пресечены.

Я окинул взглядом вырванные из земли и разбросанные на берегу колья, еще недавно представлявшие собой укрепление лагеря тиросцев.

– Турнок, – сказал я, – соберите эти колья и разожгите из них большой сигнальный костер.

Он ответил мне печальным взглядом.

– На него некому будет смотреть, – тихо произнес он. – Но я разожгу костер. Я сделаю его таким, что свет от него будет виден пасангов на пятьдесят.

Я и сам не знал, почему во мне родилось желание разжечь здесь сигнальный костер. Мало кому на Горе удастся его увидеть. И уж конечно никто даже не взглянет сюда с планеты Земля. Но если кто и заметит полыхающий на далеком берегу одинокий огонек костра, как поймет он, что означает этот затерявшийся среди бескрайних диких северных просторов маяк, если даже я сам не знаю, зачем его зажег?