Джон Норман - Рабыня Гора

Он молча ел меня глазами.

Подойдя еще ближе, я, собравшись с силами, влепила ему затрещину. Он едва шевельнулся.

– Месть рабыни, – отчеканила я, – не шутка.

– Месть воина, – не спуская с меня глаз, проронил он, – тоже.

Я испуганно отпрянула.

– Уведите, – скомандовал Аурелион.

И Клитуса Вителлиуса повели из таверны.

– Хорошее дело сделала, рабыня, – похвалил меня Аурелион.

– Спасибо, хозяин. – Я упала перед ним на колени. Такую службу сослужила государству Кос! – Освободи меня, хозяин, – попросила я.

– Принеси плеть, – приказал Аурелион Страбо.

– Не надо, хозяин! – запричитала я.

– В наручники ее, – распорядился Аурелион, – десять плетей и пирожное. Она хорошее дело сделала.

– Будет сделано, Аурелион, – ответил Страбо.

Тут же, перекрестив запястья, меня привязали за руки к кольцу, -до икр сдернули платье, десять раз хлестнули плетью и отпустили. Передо мной на пол бросили пирожное.

– Хорошее дело сделала, рабыня, – пробурчал Страбо.

– Спасибо, хозяин, – прошептала я и потянулась к пирожному. Но руку мою остановила плеть.

– Прости, хозяин. – Я подобрала пирожное губами.

– Приковать ее в каморке, – бросил Аурелион.

Держа в зубах пирожное, на четвереньках, как наказанная рабыня, я поползла за Страбо к каморке. Там улеглась на попону у бетонной стены. Надев мне на шею ошейник с цепью, Страбо ушел. Я взяла пирожное в руки и принялась есть. Вот глупость выкинула – просить свободы! Да стоит только в зеркало взглянуть, сразу ясно: на Горе мне свободы не видать. Прикованная цепью за шею, я лежала на попоне в темной длинной узкой каморке. Я – горианская рабыня. Вдруг, отбросив остатки пирожного, я вскрикнула от горя, зарыдала, застучала по прикрытому попоной бетону. Я предала Клитуса Вителлиуса, своего хозяина!

Подошли Страбо с Нарлой. Он ткнул меня рукояткой плетки.

– Тихо!

Она несла лампу. Подобрала брошенное мною пирожное, откусила. Страбо расстегнул мой ошейник.

– Там какой-то подвыпивший моряк пришел из «Тарны и шнурка», тебя спрашивает.

– Да, хозяин.

А, тот самый, что ушел с рыжеволосой, которая побила меня на верфи. Я тогда еще сказала ему, что сумею доставить больше наслаждения. Значит, пришел за мной в «Чатку и курлу».

– Пожалуйста, не заставляй меня служить гостям, – заныла я.

– Нарла, – сказал он, – поможет тебе привести себя в порядок. Давай быстрее.

– Пирожное хочешь? – Нарла все еще держала в руке кусочек.

– Нет. – Я смотрела на Страбо. – Я предала Клитуса Вителлиуса из Ара!

– И правильно сделала, – отрезал он. – Быстрее.

– Прошу тебя, хозяин! – простонала я и вскрикнула от боли: он хлестнул меня плеткой. – Иду! – вскочила я. – Иду!

Вслед за Нарлой я помчалась приводить себя в порядок. В зале мужской голос выкрикивал мое имя.

Я и оглянуться не успела, как на запястьях за спиной защелкнулись наручники. На мне – короткая желтая рабская туника из плотной грубой ткани. Я стою у ворот «Чатки и курлы».

– Пошли, Йата, – позвал Страбо и зашагал к верфи. Опустив голову, я поплелась за ним – босая, со скованными за спиной руками.

Теперь я знаю: я люблю Клитуса Вителлиуса из Ара. По-настоящему люблю. И все же, на свое несчастье, предала его. Вот бы вернуть все назад! Навалиться бы, собрав свои слабые силенки, вместе с ним на тяжелое весло! Поменяться бы с ним местами. Пусть бы меня, заковав в цепи, отправили вместо него на галеры. Я, ничтожная рабыня, в низости и суетности своей втоптала в грязь не просто воина – но своего любимого! Ну и что, что ему дела нет до меня, что в его могучих руках я – лишь тварь бессловесная? Какая разница? Я люблю его. Даже не думала, Что можно так любить. Сколько чувств породил он во мне! Сколько гнева, сколько ненависти! Я и не знала, что такое бывает. Я жила мечтой о мести, бредила ею, и вот, когда месть свершилась, оказалось, что принесла она мне только боль, только горе, неизбывную беду, что поплатилась я за нее им самим, тем, которого любила, Клитусом Вителлиусом из Ара.

Все в таверне – и мужчины и девушки – не скрывали радости. Как счастливы, как довольны были они, что я выдала Клитуса Вителлиуса! «Хорошее дело сделала», – тут и там слышала я. Даже пирожное дали. Но наедине с собой я обливалась слезами.

Вот не знала, что могу так любить! Что угодно отдала бы, лишь бы повернуть все вспять.

Конечно, обходился он со мной – хуже некуда. Но какая разница? Я люблю его. Все остальное не важно.

И все-таки я предала его.

Ну, подумаешь, позабавился со мной, а потом – вот простодушная жестокость! – отдал крестьянам. Не знала я разве, что я рабыня? Так чего же еще ждала? Что станут обращаться как со свободной женщиной? И как несоизмеримо страшен был мой ответный удар! За такую ничтожную провинность – если это вообще провинность – я, простая рабыня, обрекла его на вечную каторгу на галерах.

Хорошее дело сделала! Я выла от горя. Люблю его. Люблю!

Надо было служить ему в таверне, поцеловать на прощание, признавая поражение, отпуская навстречу славе и свободе, и остаться – пусть забудет о девушке, которой обладал когда-то и которую бросил. Тогда я знала бы: он на свободе.

Разве этого мало?

Но я предала его, своего любимого.

Страбо удивленно обернулся – до его уха донесся стон отчаяния.

– Прости, хозяин, – пролепетала я. Мы пошли дальше, к верфи.

В ту ночь, когда я выдала Клитуса Вителлиуса, меня избили. Не сумела ублажить пьяного матроса.

Дважды досталось мне и в следующие ночи.

– Что-то ты больше никуда не годишься, – проворчал Аурелион, мой хозяин.

– Прости, хозяин, – только и сказала я в ответ.

– Наверно, пора вернуть тебя в Ар.

Потянуло рыбой и солью – порт уже недалеко. В просветах между строениями виднелись пришвартованные у причалов галеры. Мы спустились к верфи.

Нет на мне больше ни увешанного колокольчиками черного эмалевого ошейника, ни ножного браслета «Чатки и курлы».

У причала – какой-то шум, показались бегущие мужчины. Там, внизу, что-то случилось.

Теперь на моей шее защелкнут серый стальной корабельный ошейник с ярлычком. Надпись на нем гласит: «Пошлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен».

Я выдала Клитуса Вителлиуса из Ара. Не люби я его так безмерно – не могла бы так ненавидеть.

Выдала того, кого любила!

Страбо взял меня за руку. Вот странно! Я же в наручниках. Потащил через толпу. По пристани метались люди. У столба со щитом запалили костер с белесым дымком – а ведь до полудня еще далеко. Зазвонили тревогу. На вершине столба взвился алый диск.

– Пошли, – не отпуская руку, прокладывая путь сквозь толпу, торопил Страбо.

– Сбежали! – услышала я.

– Сбежали!