M. Nemo - Песнь Люмена

Мийя остановилась у входа в церемониальный зал. Из темноты пахло благовониями.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

Снежные обезьяны охотились сами, но жрицы всё же приносили им пищу на подносах как священным существам. Это не входило в её обязанности и всё же Мийя поднесла поднос к вожаку и дождалась, пока тот возьмёт самый большой кусок мяса. После подлетели и остальные, выхватывая и раздирая еду. Аджеха стоял в стороне и наблюдал за пиршеством со спокойным вниманием.

Поворачиваясь к нему, Мийя-Мэй вежливо улыбалась и уже собралась уходить, когда к ней подбежала работница и, приняв поднос, сама унесла его со странным выражением лица.

— Я слышала, тебя провели по Обители.

— Она не уступает храму в величии.

— Сегодня так свежо.

Они шли рядом по протоптанной дорожке. Снег хрустел под сапогами. То тут, то там из сугробов оголялись бока руин прежней Обители. Мийя шла не спеша и смотря в сторону. Щёки у неё порозовели, хоть мороз и не был таким сильным сегодня.

Она вдруг остановилась и сказала, точно отвечая на невысказанный вопрос.

— Я, правда, рада видеть тебя!

— Тогда что?

— Просто…

Он ждал. Мийя смирилась и произнесла:

— Просто я не думала, что увижу тебя снова.

Аджеха встретил её взгляд и сказал не сразу.

— Тогда это единственная милость Императора, которой я благодарен.

— Не говори так.

— Это слова Жрицы Огня.

— Я и есть Жрица Огня. Как и ты — страж.

— Нет, — Мийя вынуждена была присмотреться к нему, чтобы различить перемены в голосе и выражении лица. Аджеха позволил им проявиться. — Прежде всего, я — человек.

Трапезы в Обители отличались от трапез храма. Если там послушники сидели за длинными столами от края до края, то тут ученицы и жрицы разбивались на группы. Те, кто служил ритуалу и те, кто выполнял остальную работу — никогда не садились вместе. В этот раз одна из жриц, севшая с ним за один стол, повела вежливый разговор об Обители и храме, касаясь лишь ясных вопросов. Так же к ним присоединились две ученицы, которые только учились вести разговор и страж для них был объектом тренировки. Старшая жрица иногда вмешивалась, направляя беседу в потребное течение и после замолкала, продолжая подносить небольшую ложку ко рту. Однако всегда внимательно следила за беседой. Но этот раз Мийи с ними не было. Не заметил её Аджеха и среди жриц в трапезной.

— Оказанная вам честь редка, — заметила Жайя-Мэй, — стражи посещают Обитель обычно исключительно при деловых визитах.

Аджеха, как и подобает, не ответил жрице. Только коротко кивнул и продолжил есть более не отвлекаясь и не привлекая к себе внимания.

Дни тянулись за днями, ритуалы сменяли ритуалы, время пребывания Аджехи в Обители подходило к концу. Оставалось два дня до отъезда и он проводил это время часто выбираясь на открытую площадку, где жрицы, бывало, отпускали подожжённые ворохи трав на ледяной ветер. Отсюда была видна долина и руины, и он невольно вспоминал Последнее Испытание, и так же быстро забывал. Таких площадок с одной стороны Обители было не меньше двадцати и в середине ночи огни от них должны быть видны далеко в долине, служа маяком.

Мийя подошла сзади и остановилась рядом, положив руки на каменные перила. Всё же жрицы огня не боялись холода. Аджеха предполагал, что не от физической подготовки, а благодаря силе внушения.

— Ты всегда думаешь о чём-то тёмном.

Да, тогда они молчали так и стоя, и смотря в даль.

Она добавила:

— Всё хорошо.

— Имеет ли человек право хранить секреты?

— Конечно, если они не вредят другим. Ты замолчал. О чём думаешь сейчас?

— Мне нравится, когда ты улыбаешься. — И. — Сложно определить ту грань, когда можно навредить или нет молчанием.

— И всё же…

Больше здесь никого не было. Они сидели за единственным столом и Аджеха не чувствовал холода, привычно укрепившись против него. Руки Мийи утопали в длинных рукавах, так что были видны только кончики пальцев. От её дыхания поднимался пар и тут же растворялся лёгким облаком. Запах снега проникал внутрь. Края лавки обледенели и прозрачные сосульки свисали вниз, впитывая свет от звёзд.

— Завтра твой отъезд, — сказала Мийя не ожидая подтверждения своих слов.

Мигом изменившись в лице, Аджеха повернулся назад, как будто искал выход, но остался на месте и сложил руки на столе. В отличие от Мийи, он сидел без перчаток и смотрел теперь в сторону.

Аджеха открыл рот как будто хотел сказать что-то, и закрыл так ничего и не произнеся.

— Аджеха…

— Я думаю о том, о чём обычно не говорят. Даже если оно может навредить другим. Это всегда был эгоизм.

— О чём ты?

Он сглотнул, сжал пальцы, так что те побелели.

— Аджеха.

И резко вскинул голову. На какой-то миг Мийя не дышала смотря на того, кто сидел перед ней.

— Я не помню, как это произошло.

— Что? — её голос звучал тихо.

— Одержимость.

После затянувшейся паузы он заговорил ровно, лишённым выразительности голосом.

— Мать говорила, что тогда мы отправились с отцом в снега, чтобы наколоть льда для воды. Но это было давно, мне было около двух лет. Отец отошёл всего на минуту, а когда вернулся, нашёл меня и сначала решил, что его сын уснул. Он спешил домой и потом положил меня на стол. И никто не мог понять, что могло произойти за то время, что я оставался один. Я дышал слишком тихо и медленно, но пульс бился как не у спящего и отец расстегнул куртку. Тогда они и поняли, — слова срывались как отколотые камни. — Я одержим.

— Но изгнание…

— В моём случае обряд изгнания невозможен. Это случается редко, но во мне две агоры. Изгнание возможно только при одержимости одной. Иногда удаётся достигнуть позитивного результата. — Он добавил:

— Часть случаев оканчивается сном. Или же одержимый остаётся всё таким же безумным. В любом случае, согласно общему закону, тот, кто одержим, должен быть изолирован от общества. Их должны избегать, чтобы не привлечь беду к себе, такова распространённая убеждённость. Неизбежные симптомы одержимости: нарушения психических процессов, психическая нестабильность и неадекватная реакция на внешние стимулы. Все поступки интерпретируются через призму одержимости и расцениваются её проявлениями. Так же как мысли или эмоции. Это обычная закономерность, когда в тебе видят не человека, а одержимость.

Станешь ей, самой одержимостью, если позволишь другим знать. А иначе всё сказанное, любой эмоциональный всплеск — это не ты.

После сна родителей, нас с братом по приказу Императора доставили в храм. — Он замолчал, молчала и Мийя. — И не смотря на мою одержимость приняли к обучению.

Аджеха остановился, как если бы опасался определенных слов. Но Мийя хранила молчание.

— Согласно общему восприятию — как личности меня не существует. — И снова тишина. — Есть результат присутствия агор. Я помню, как мать оправдывала меня перед отцом за непослушание словами, что это не я, а одержимость. В храме придерживались такого же мнения.