Мария Чурсина - Императрица и ветер

За стеной снега едва различимы были очертания соседних домов. Маша хотела обойти свой вокруг - не удалось. С противоположной стороны ветер надул сугробы выше её роста. Маша достала мобильный телефон. Индикатор сети сообщал, что о звонках не стоит даже и мечтать.

В её жизни никогда не было лёгких путей. Натянув шарф повыше, Маша пошла к соседним домам.

Три чёрные служебные машины стояли друг за другом на обочине восточной трассы. Расчищенную ранним утром дорогу уже засыпало снегом. Поднимающаяся из степей вьюга припорошила блестящие крыши машин. Возле самой первой, облокотившись на приоткрытую дверцу, ждал Рауль.

- Не видно их, - он раздражённо побарабанил пальцем по циферблату часов. - А уже пора бы давно.

- Дверь прикройте, дует, - откликнулась из салона машины Кел.

Рауль оглянулся: она перебирала все свои серёжки, одну за другой, как будто находила успокоение в том, что каждое из пяти металлических колечек - от самого большого и до крошечного пятого - оставалось на месте.

Хлопнула дверца соседней машины. Мартимер подошёл сзади, горестно повздыхал, пиная ногой снег.

- Они не приедут. Смотри, начинается метель. Может же и отложить встречу. С него станется. Лучше вернёмся в Центр и ещё раз попробуем наладить связь.

- Нет, - рыкнул Рауль. - Потом не будет. Или мы встретим их здесь, или будем искать по всем глухим посёлкам вокруг Нью-Питера. Дальше они всё равно не уехали бы. Мы и так весь вчерашний день разбирались с его прихотями, а могли бы уже поймать, отломать пару конечностей и сказать, что так и было.

Они вместе помолчали о том, какая страшная истерика случилась вчера с ней. О том, что это неудивительно, если в тебя тычут пистолетом и выкрикивают бессвязные угрозы. О том, как она просила отдать ей пузырёк с кислотой.

- Я ему лицо разобью, - пообещал Рауль.

- Он же вроде маг, - неодобрительно повёл плечами Мартимер.

- Когда меня это останавливало!

Они обернулись друг на друга, понимая вдруг двусмысленность беседы, и вопрос - о ком ты - застыл в холодном воздухе.

- Да я, в общем-то, про обоих, - усмехнулся Рауль.

Поднималась из степей метель, стряхивала с себя торчащие из снега голые стебли, сухие листья, чёрных птиц. Налетала колючей крупой, царапала стёкла машин, секла лицо.

- Они не приедут, - сказал Мартимер.

Тогда она запела. Слуха и голоса у Маши не было отродясь, и как бы мама, игравшая на сцене большого зала консерватории, не билась с ней, толку от этого было мало. Но она запела, не попадая, да и не пытаясь попадать в ноты, о рыжем котёнке, который потерялся в огромном дождливом городе.

В домах было голо. Нёсся снег в пустые оконные проёмы. Страшно было ступать на прогнившие доски пола, и метровые засохшие стебли сорняков торчали посреди комнат. Маша обошла все, или почти все дома - дальше за метелью не было видно. Она села на уцелевшее крыльцо последнего, и запела песню. Голос дрожал в холодном злом воздухе. Голос дрожал, и забывались строчки.

Ветер леденил щёки, и мёрзли кончики пальцев. Идти в дом и согреться, но в доме лежит труп с развороченным затылком. С каких пор она стала бояться трупов?

- Я не боюсь, - сказала Маша. Она сняла перчатки и подышала на пальцы. - Я жду.

Она смахнула снег с перилл и поднялась. И с размаху врезала по рее, поддерживающей свод крыши. Вспорхнули испуганные, примостившиеся на периллах воробьи. Убийца вытащил из кармана мага ключи и уехал сквозь метель.

Он сидит сейчас в тёплой комнате, лениво щёлкает пультом от телевизора и размышляет, выпить ли ещё чаю или всё-таки стоит разогреть вчерашний плов.

А она дрожит на полусгнивших ступеньках и пугает воробьёв. Рауль не приедет забрать её из промёрзшей насквозь развалюхи. Потому что маг умер - получил в затылок пулю и отдыхает на полу кухни. Он не успел даже насладиться результатами своей истерии.

Маша сквозь зубы припомнила, к каким демонам должна отправиться душа убитого, и пошла к трассе. Вернее туда, где по её мнению находилась трасса. Маг вчера привёз её домой чуть живую и как заклинание повторяющую надписи с километражных табличек.

Колючая крупа заметала дорогу, будто бы небо задалось целью стереть почерневшую деревню с лица земли. Маша на ходу натянула на голову капюшон. Снег таял на шее и затекал за ворот свитера. Маша уже не замерзала.

Холод стал частью её. Снег таял на горячем лбу.

За метелью проступила чёрная тень. Маша прищурилась: тень странным образом сложилась в матово-блестящую машину. Чёрную машину за белым снегом. Чёрную машину с царапиной на дверце водителя. С потёртыми бордовыми чехлами на сиденьях. Она стояла прямо поперёк дороги, боднув забор.

Почти засыпанная цепочка следов уходила влево, к дому, её пересекали свежие колеи от колёс. Она обогнула машину и дёрнула дверцу на себя, та легко поддалась, и Маша забралась внутрь, только сейчас осознавая, как её трясёт от холода, как пальцы не могут попасть по кнопке обогревателя.

Как тает снег на краях джинсов. Дверца водителя хлопнула.

- Привет. Замёрзла?

Маша вздрогнула. Человек в шуршащей куртке устроился на соседнем сидении, посмотрел на неё поверх узких очков. Улыбнулся.

- Сейчас включу печку, - он потянулся к кнопке, - а, ты уже. Шустрая. Здесь теплее, чем дома. Я там, на самом деле, попытался включить отопление, но с трубами беда.

Пистолет за поясом джинсов вжимался в неё, припечатывался прикладом к пояснице.

- Миф, - произнесла Маша, заставляя себя проглотить боль в саднящем горле. - Как ты здесь оказался?

- Побоялся, что тебе станет одиноко и страшно. Я угадал? Хочешь чаю? Я сегодня утром обнаружил, что крупнолистовой чай закончился. Пришлось заваривать пять пакетиков, прямо в термосе, - он засмеялся, оборачиваясь к заднему сиденью.

Маша отстранилась от его шуршащей куртки и от запаха сигарет. Снег сыпал на лобовое стекло, заметая унылый вид деревни. Миф протянул ей кружку - чай оказался некрепким, желтоватым. Маша не хотела пить, но кружку почему-то приняла.

- Нет, - сказала она. - Как ты здесь оказался?

- Доехал на попутке, - он с интересом заглянул в термос. - Что смеешься? Когда я её ловил, мне было не смешно.

Маша не смеялась.

- Ты его убил. Зачем ты его убил?

Миф обернулся к ней, и весёлость разом стала маской.

- Я не убивал, Маша.

- Ты убил его.

Маска пошла трещинами: искривились губы, брови съехались на переносице.

- Я его убил. А ты собираешься его пожалеть? Ты всегда жалеешь тех, кто тащит тебя силой?

Пощёчина вышла смазанной, и замёрзшим пальцам стало больно. Горячий чай плеснулся на пол машины, едва-едва зацепив Машины колени. Её не просто трясло, её колотило от ярости. Она понимала, что не сможет дышать, не сможет просто вдохнуть воздуха, если он не извинится сию же секунду.