Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

– Пустые слова! – выкрикнул кто-то из задних рядов позади Мергена. – Чем докажешь?

Миху растерялся, но тут ему на помощь неожиданно пришел Эллак.

– Наран, – спокойно произнес он, не двигаясь с места. – Урдес, Унур, Анебиш, селение Нурт в приозерной степи – сто человек, Ахмад из Хапишии, сделавший для нашего народа много хорошего, семьи Нурлана и Шакира…

– Закрой рот, нечестивец! – завизжал Алпак, вскочив с места, но Мерген небрежным жестом приказал ему сесть обратно.

– Сколько имен! – обернувшись вполоборота к Эллаку, воскликнул Мерген. – Я думал, ты за меня.

Манас отметил про себя, что этот хлыщ выглядит немного несуразно в своем кресле, с ровно подстриженной бородкой, с пальцами унизанными драгоценными перстнями, среди всех этих суровых степных жителей, с их темными от солнца и ветра лицами и хмурыми взглядами из-под кустистых бровей.

– Не понимаю, что означают эти слова? – спросил Эллак. – Что значит за тебя?

– Хм… что ж тут непонятного… Хорошо, скажу по-другому: я полагал, что ты поддерживаешь меня.

– Я поддерживаю себя, – отрезал Эллак. – Свою семью, свой род, своих друзей.

– Тогда что, позволь спросить, ты здесь делаешь? – снисходительно улыбаясь, поинтересовался Мерген.

– Я здесь именно потому и нахожусь, – ответил Эллак. – Что бы отдать свой голос за того человека, который больше всего меня устраивает.

– Ага! Что ж, достойный ответ сильного человека. – Мерген отвернулся от него, и, взмахнув рукой, милостивым тоном монарха осведомился: – Кто еще хочет высказаться?

– Я! Я! – послышался дрожащий голос Хардара.

Дряхлый старец, опираясь одной рукой на трость, другой на плечо правнука, попытался встать с места.

– Не надо, Хардар-ата, – вскинув руки, поспешил Мерген. – Думаю, вас все видят. Говорите оттуда. Надеюсь, хоть вы не будете меня попрекать моими, якобы, грехами?

– А может, и буду? – со злостью стиснув плечо правнука костлявыми пальцами, отчего тот поморщился, крикнул Хардар. – Что, прикажешь удушить меня? Я буду только рад!

– Что вы такое говорите? Я что, сумасшедший?

– Не знаю, не знаю… и то верно, на дурака ты не похож. Можешь быть спокоен, я буду говорить не о тебе. Ну, не совсем о тебе. Я стар, и живу уже так долго, что мне иногда становится стыдно и неловко. Сколько достойных мужей я похоронил, сколько преждевременных смертей я видел… Но сам я цел и невредим. В последние годы я часто задаю себе вопрос: почему я прожил так долго? По чьей прихоти? Боги были ко мне милосердны, владыки наши, никогда не отличавшиеся ни терпимостью, ни пониманием, словно не замечали меня… Все это время я наблюдал, как живет наше племя, и могу вас заверить: на совести всех до единого правителей адрагов много невинных жизней! Вот и ты, Мерген – твои руки в крови! Не спорь, я знаю что говорю. Но я хочу рассказать вам вот о чем. Последний курултай, на котором я присутствовал, возвел твоего брата на невиданную высоту. Тогда, тридцать лет назад, Хайса точно так же, как и ты сейчас, убивал, подкупал, уговаривал… Да, он был силен и могуч, сомнений в выборе не у кого не возникло, но все же… от того курултая у меня остались неприятные воспоминания. Я мог сравнивать – в моем родном селе, крупнейшем и самом влиятельном в свое время, ханов избирали совсем не так, и я тому свидетель!

Мерген с кислым выражением лица пнул мелкий камешек. Почти все остальные также досадовали, кусали губы и свирепо поглядывали на правнука, словно бы говоря: "Заткни ему как-нибудь рот, парень, а то он нас уморит". Мальчик, далеко не дурак, всё уже понял, но решился действовать только после сильного тычка в бок, нанесенного ему Берюком. Иного выхода не было – старейшину нельзя прерывать, и уж тем более, запретить ему говорить.

– Дедушка, – робко произнес мальчик, – разрешите вытереть вам лицо.

Хардар и правда обслюнявился, пока держал речь; он взволновался и дрожал, как осиновый лист, но, не смотря на это, голос его, хоть и по-старчески обветшавший, был тверд и громок.

– Сейчас, подожди, несмышленыш, – бросил старец ему и с нетерпением продолжил: – Все вспоминали о достоинствах кандидатов, перечисляли их добродетели, восхваляли мужество, ловкость, эврмл…

Парнишка прервал прадеда прямо на полуслове, бестолково сунув ему в лицо платок. Это выглядело так нелепо и забавно, что многие сдержанно рассмеялись. Мерген вообще согнулся, пряча улыбку и сделав вид, что стряхивает со штанов пыль. Хардар раздраженно замычал, но несчастный правнук, терзаемый безжалостными щипками Берюка, продолжил вытирать ему рот, плаксиво приговаривая при этом:

– Вам нельзя волноваться дедушка…

Манас, по-прежнему чувствуя себя неважно, сокрушенно покачал головой и, желая поскорее прервать эту глупую сцену, во всеуслышанье заявил:

– Очень хорошо, Хардар-ата. Я понял вашу точку зрения. Итак, мы будем теперь говорить, постараемся говорить, – тут он сделал ударение, – о славных чертах характеров Барха и Мергена, проявляя уважение к ним, да и к самому себе…

Но не успел он закончить, как в центр вышел Урдус, на то самое место, где до этого стоял Миху. Он был взволнован, или даже взвинчен, голос его срывался на неприятный визг.

– Не могу молчать, уж извините, накипело. Долгие годы мы с Мергеном враждуем…

– Ну и что из этого? – с презрением спросил Мерген.

"Урдус похож на его несправедливо обиженного слугу, – промелькнула мысль у Манаса. – В таком случае ему вряд ли поверят".

– Нет, нет! – нервно сглотнув, сказал Урдус. – Я не о дочери. Я не буду её защищать…

"Ох, это же совсем не то…"

– …она безусловно заслужила смерть. Но твоя ненависть…

"О чем я просил их до этого? – с горечью подумал Манас. – Все впустую. Или они не слышали, или глупы. А скорее всего, слишком черствы и твердолобы". Пока он размышлял, к ногам подкатил знакомый холодок, вызвавший у него необъяснимую панику.

– Да ты, сукин сын, достоин презрения! – резкий, лающий голос Пурхана отвлек старика от его невеселых мыслей. – Ты и твой трусливый род – ублюдки и слабаки! Если бы не история с той шлюхой, которую ты подсунул Мергену, ты уже усердней всех лизал бы ему жопу!

У Урдуса в буквальном смысле отвисла челюсть. С обеих сторон послышались гневные крики, с мест повскакали люди.

– Да за такие слова, – чуть не плача, медленно, будто сомневаясь, проговорил Урдус, – ты умрешь…

– Ха-ха-ха! – громогласно рассмеялся Пурхан. – Уберите отсюда этого плаксивого придурка!

– Умри, собака… – нерешительно закричал Урдус и осекся, затравленно завертевшись на месте. Выпад Пурхана видимо попал в самое сердце – Урдус выглядел жалко и беспомощно.

"Позор. – Манасу было тошно на него смотреть. – Позор!" Холод сочился тонкой лентой, заползая в старика и испуская внутри обжигающе ледяные иглы. Боль и паника все больше охватывали его; он проклинал Барха и жаждал уйти отсюда подальше. Но он понимал, что это будет выглядеть, по меньшей мере, очень странно и заставил себя остаться и не подавать виду.