Юлия Андреева - Ветер из Ига

— То, что я могу сказать вам, уважаемый Грюку-сан, это не правило синоби, а скорее мое правило. Синоби не боится смерти, он всегда готов умереть, и нередко умирает сразу же после того, как выполнит задание. Китайцы называют таких людей «шпионами смерти». Да… Мне не хотелось бы быть таким одноразовым человеком, который выключается после сделанной работы, как прячется в китайскую шкатулку вылетевший оттуда механический уродец. В богатстве или бедности, в почестях или презрении человек всегда должен думать о том, какие последствия выльются из его сегодняшних поступков, — мягко заметил Иэёси-сан, — например, когда я утратил хозяина, многие мои сослуживцы, переставшие быть самураями, так же как и я, покончили жизнь самоубийством. Их тогда превозносили, ставили в пример, а меня ругали, называя трусом. Тогда я чуть было не впал в отчаяние. Я был на грани самоубийства, думал, что это наилучший выход. Но потом я заставил себя смириться и немного подождать. И что же, я подсчитал свои деньги и понял, что их хватит на несколько лет безбедного существования в качестве простого горожанина. Я решил снять дом, освоиться, оглядеться и попробовать себя в новой роли. Устроиться к кому-нибудь на службу, жениться и завести семью. Я зажил счастливо в маленьком домике, каждый день обедая в лавчонке напротив и покупая себе овощи и свежую рыбу на завтрак. Я читал мудрые книги и общался с интересными людьми. Я, бывший самурай, по сути — презренный ронин и трус, мог позволить себе то, чего теперь были лишены мои более храбрые и решительные друзья. А ведь если бы я тогда покончил с собой вместе с ними, разве я узнал бы, как вкусно готовит жена хозяина таверны? Не прочитал бы ни строчки, не написал бы ни одного стихотворения, не видел бы ни закатов, ни восходов. Потом мое блаженство закончилось вместе с деньгами, и я снова сделался презренным и бедным. Но на этот раз у меня уже не было средств к существованию, я состарился, и никто уже не взял бы меня на службу. И что же — я начал задумываться о смерти, и снова какой-то добрый ангел словно удержал меня за руку. И вот теперь я здесь, в тепле, уюте, покое. Будда даровал мне шанс пообщаться с вами, господин Грюку, поговорить о синоби, воспоминания о которых я считаю священными для себя.

— Поговорить, встретиться… — Ал покачал головой. — А как же тогда мечты о семье, любимой женщине, детях.

На это Иэёси-сан лишь загадочно улыбнулся, давая понять, что разговор исчерпал себя.

На самом деле, он просто продолжал быть жизнелюбивым и любопытным. Мечтал увидеть, что преподнесет ему грядущий день, но и не собирался распрощаться со столь приятным днем сегодняшним.

И вот теперь именно этого человека Ал рекомендовал юному Хаято в качестве консультанта по синоби.

До дома нового мужа Марико добиралась, трясясь в крошечном, душном паланкине, один раз носильщик подвернул ногу, и она чуть было не угодила в пропасть. Впрочем, на счастье, супруг оказался рядом и подхватил перекосившийся на бок паланкин, чем спас свою молодую жену.

К слову, высокий и плотный, точно борец сумо, Дзёте-сан, так звали мужа Марико, мог бы и в одиночку пронести паланкин с Марико, такой он был сильный. Так что девушка не получила ровным счетом никакого урона и даже не успела сколько-нибудь испугаться.

Солнце палило нещадно, сидя за плотными шторами, Марико задыхалась от жары, сходя с ума от липшего к ее вспотевшей шее гнуса. Во время привалов муж не притрагивался к ней, из-за той же жары. Должно быть, от Марико уже весьма дурно пахло, ведь и он сам вонял, точно дикое животное. Но дорога есть дорога, и пока на пути не встретится хотя бы самый бедный постоялый двор, все равно придется мучиться.

Впрочем, даже если Дзёте и был недоволен внешним видом жены и исходившими от нее «ароматами», он не заикался об этом, заботясь только о том, чтобы довезти Марико до дома целой и невредимой.

Когда выпала долгожданная остановка у речки, Марико со служанкою решили искупаться, но не тут-то было. Вода оказалась ледяной, так что пришлось ограничиться умыванием. Возле воды легче дышалось, но муж сказал, что если остаться у реки на всю ночь, можно простудиться.

Было немного неудобно оттого, что не удалось попрощаться с отцом, но пора уже начинать жить собственной жизнью, иметь свою семью, свой дом… — так или почти так уговаривала себя Марико. На самом деле она была достаточно самостоятельной, смелой и решительной девицей. Отлично владела мечом, могла стрелять как из лука, так и из тяжелых мушкетов. Лишь бы только этот мушкет за ней кто-нибудь носил. Отлично держалась в седле и вообще больше была похожа на свою пропавшую когда-то тетю Тахикиро, а не на скромную и домовитую маму Фудзико.

Да, она была сильной и смелой, только одно беспокоило — прежде она никогда не уезжала так далеко от дома, а если и уезжала, то вместе с отцом и братьями. Она никогда раньше не жила среди чужих людей, не думала, что ей придется заботиться о мужчине. Да и мужчину себе она выбрала не по любви или привязанности, не по тому, что он был весьма богат и родовит, а исключительно с тем, чтобы досадить вечно докучающей ей заботой матери.

Начиная где-то с шестнадцати лет мать неустанно брюзжала, что, мол, так и просидит ее младшая дочка в девках, так и не сможет заполучить желанного муженька, родить сына…

Женихов действительно не было, а если и появлялись, то Марико отлично понимала, что если ее и зовут замуж, это скорее поклон в сторону ее знаменитого отца, хатамото Токугава-но Иэясу, или матери, дочке и внучке даймё, но только не ей. Что она могла ожидать от такого брака? В лучшем случае муж отдал бы ей ключи от сундуков, а затем переехал в другой дом, где бы благополучно жил с наложницами. Незавидная доля.

Ее волосы слегка вились и стояли торчком, словно пук шерсти, звериная шкура или птичье гнездо. Расчесывать такие патлы было сущим наказанием, плюс здоровенный острый нос — отцовское наследство — тоже не делал Марико красавицей. Впрочем, не всем же быть красавицами. Многие так всю жизнь и живут вполне счастливыми и обеспеченными дурнушками. Другое дело характерец!

Так до самой смерти можно девственницей остаться, потому что муж — не постельный раб, не нанятый за деньги вакасю, который обязан переплести ноги с госпожой, хочет он того или нет. Муж может и не лишить ее невинности, уехать, а потом, через много лет, когда о нем уже и позабудешь, вдруг явиться с нежданной проверкой. И что тогда? Позорная казнь. Впрочем, убить Марико можно было и по менее серьезным поводам, нежели измена. Например, за ее поганый язык и зловредный нрав.