Фред Саберхаген - Руки Геракла

В следующее мгновение я запустил камень обратно, целясь в ту точку на горизонте, откуда летели большие камни. В бросок я вложил почти всю свою силу. Мне пришлось два или три раза метать камни, прежде чем я хорошенько прицелился, но вряд ли я смог поразить хотя бы одну из целей, поскольку на таком расстоянии я их не видел. Поэтому я решил, что лучше будет, если я направлю мои силы на более близких врагов.

Четыре или пять групп гигантов уже были на берегу. Они оглядывались по сторонам, ища, кого бы раздавить. В то же время, по колено или по бедра в воде, приближалось еще большее количество врагов.

И тут, словно по команде, перестали лететь камни. Я подумал, что наверняка у камнеметателя достаточно острое зрение, чтобы за много миль разглядеть, что здесь творится.

То, что нашим врагам позволили так спокойно вступить в воду, было ошибкой со стороны Посейдона, владыки океана. На миг я заметил его бородатую голову над волнами. Первый удар, который Посейдон и его воинство нанесли в этом сражении, был довольно результативным. Вокруг кораблей наших противников поднялись волны, переворачивая их и опрокидывая гигантов в воду. Вокруг тех, кто шел к берегу, закипела вода, и огромные волны стали швырять их на скалы, разбивая и разрывая их тела и смывая густую кровь гигантов в море.

Снова я увидел Посейдона в золотой колеснице, влекомой белыми конями. Он возносил над головой трезубец, ведя свои войска в сражение.

К несчастью, голова морского бога была не защищена, и оружие гигантов, разрушающее мозг, вскоре сорвало его атаку. Он и его свита меньших божеств были отброшены прочь, и память стала покидать их.

С ужасающей внезапностью огромные волны утихли, и море вокруг острова почти успокоилось. Морские существа, такие, как касатки и остальные, повиновавшиеся приказам Нептуна, остались без военачальника. Те, кто продолжали свои атаки, попадали в руки гигантов, и они выбрасывали их на скалы.

Опасаясь прибоя, гиганты поспешили выбраться на сушу.

Теперь из крепости навстречу гигантам устремились боги в бронзовых шлемах – кто на колеснице, а кто-то бежал в крылатых сандалиях.

Тут же некоторые гиганты подняли руки и устремили на них свои пальцы, поражая богов незримым оружием. Но на сей раз наши враги были озадачены, потому что их оружие впервые не подействовало или действовало очень слабо, причем на очень близком расстоянии.

Победно взревев, наши боги, каждый со своим оружием, набросились на гигантов, и те пустились бежать. То справа, то слева вспыхивала молния Зевса, сверкали стрелы Аполлона, копье Марса взлетало снова и снова, сокрушая врагов.

Я видел, как многие из пузырей, на которых переправлялись гиганты, взрывались от удара молнии, роняя свой груз на скалы или в море.

Один гигант упал очень близко ко мне, его пузырь лопнул, пронзенный стрелой. Гигант пошатнулся, споткнулся, – камни, которые он не успел бросить, посыпались из его рук, он слепо начал тыкать во все стороны растопыренными пальцами. Несколько молний ударили рядом с ним справа и слева, на мгновение осветив его ослепительно белым светом.

Его тело тяжело рухнуло на землю. Тело любого гиганта, который падал с более-менее значительной высоты, разбивалось на части.

Потери были не только с их стороны. Я увидел какого-то из меньших божеств – с такого расстояния я не мог его узнать, – которого раздавило в лепешку огромным камнем. Лик погибшего бога слетел с его головы и упал в море. Я был единственным из смертных свидетелем этой гибели, но я не хотел и не нуждался в той силе, которую мог дать мне лик. Если все те сказки о магии, в которые мы верим, не врут, то когда-нибудь где-нибудь ее выбросит на берег, и там ее подберет какой-нибудь человек.

А пока я до сих пор не участвовал в битве и отчаянно выдумывал способ, как бы мне самому вступить в дело. Никто из наших врагов еще не подобрался ко мне близко (я понимаю, что, приложив некоторые усилия, я мог бы прыгнуть достаточно далеко, но по своему опыту я знал, что если и прыгну, то непонятно, где приземлюсь).

Несколько месяцев назад, повстречавшись с Антеем, я думал, что мне предстоит борьба, не слишком отличающаяся от обычной. Но теперь, многое пережив, я понимал, что мне противостоит. Я предполагал, что настоящие гиганты могут оказаться куда сильнее, чем Антей, а их тела куда крепче, так что мне будет гораздо труднее нанести рану или сломать кость. Так что я хотел в полной мере воспользоваться моей новой тяжелой большой палицей – но если придется, то я и голыми руками буду рвать врага.

Я думал спрыгнуть вниз или скорее упасть и подрубить ноги какому-нибудь из гигантов, но судьба дала мне другую возможность. С высокой крыши огромного дворца Вулкана я увидел прямо под собой косматую голову одного из самых высоких гигантов, который пытался вломиться в переднюю дверь мастерской.

Моя задача затруднялась тем, что у него на голове был шлем, сделанный из нескольких слоев толстой кожи. Но я подумал, что моей палице все равно.

Я отважно прыгнул на голову моему врагу, свободной рукой вцепился в его жесткие косматые волосы. Затем поднял палицу и стал бить по его толстому черепу.

В таком положении бить мне было неудобно, так что мне казалось, что я лишь слегка постукиваю его. Однако моя жертва заорала и рухнула на колени. Череп у него был крепкий, но недостаточно.

Я думал, что мой гигантский противник упадет сразу же, как только его голова будет серьезно повреждена, однако это получилось не так быстро и не так просто.

Я еще несколько раз ударил его, а затем, когда тело упало на каменистый берег, соскочил вниз.

Несколько титанов, узнав во мне смертного, который принес им много бед, окружили меня, явно желая со мной расправиться. Они набросились на меня с огромными дубинами, вернее, с древесными стволами, от чьих ударов я едва успевал уворачиваться.

Другие, летавшие на пузырях, размахивали подожженными деревьями, словно факелами. Это очень впечатляюще смотрелось на фоне серого морозного заката, но это было слишком слабым оружием для того, чтобы разнести твердыню Вулкана.

Однако это оружие было предназначено не для стен – они собирались убить меня.

Единственная настоящая боль, которую мне пришлось пережить за всю мою жизнь, была вызвана внутренними причинами: у меня в детстве часто болели живот и зубы. Тот самый волдырь, который возник на моей руке после сражения с кентаврами, был исключением. Так что у меня были основания верить в то, что моя кожа гораздо лучше переносит жар, чем кожа любого смертного. Но если меня будут поджаривать долго, то я не знаю, что получится. А поскольку мне не хотелось испытывать это на себе, я решил не попадаться под горящие стволы.