Алексей Семенов - Листья полыни

— Есть ли у него имя, по которому я отыщу его, если он столь известен? — спросил Некрас.

— Известен он тем, кто передает такие послания, за кои платят золотом и кровью, — усмехнулся ман. — Я знаю лишь одно из его имен — Брессах Соломенная Веревка.

— Если боги помогут мне, достанет и этого. Благодарю тебя, отец. — Кудесник поклонился в пояс седому и полному, но крепкому еще старику в черном стеганом халате и белом платке, защищавшем голову от солнца, кой платок перехвачен был золотым шнурком.

— Огонь Аша-Вахишты да пребудет с тобой, — отвечал караванщик. — Никогда в стране лесов я не знал огорчений, да не огорчит она меня и теперь.

— Дороги к нашим печищам открыты для тех, кто честен перед самим собой, — заверил мана Некрас.

— Когда огонь Аша-Вахишты снова будет возвращен в очаги манов, мой дом примет всех, кто пришел с миром, — отозвался старик. — Теперь ступай, ибо в трудное время дороги не ложатся сами под ноги, а, наоборот, дыбятся, противясь идущему, или даже тащат назад.

— Я слышу звучание этой дороги на три ночи назад, — сказал венн, вскидывая на плечи короб. — Самый давний след — след каравана, и он ведет к горам. Я догоню их.

Старик кивнул.

Некрас прошел уже семь верст, но слышал, как старик все еще сидит, поглаживая иной раз по холке своего осла, на каменной лавке у стены прямоугольного здания с глухими стенами, за которыми размещался прежде шумный — у Некраса аж звон в ушах стоял от звуков, что жили здесь еще на осеннее равноденствие, — а ныне ограбленный и почти пустой приют для путников-торговцев.

Желтое и жгучее солнце страны манов, звук коего шел будто из глубокого колодца — таким прозрачным и чистым было эхо от безлесной каменистой земли, — начало свой путь от вершины неба к краю небоската.

Некрас далеко успел уйти за эту седмицу. Поначалу он переправился через Светынь — там, где стояло печище Серых Псов. Заклинателям звуков в печищах всегда оказывали уважение и никогда не отказывали в просьбах, но относились к ним настолько почтительно, что это почтение граничило с недоверием и даже опаской. Конечно, зачем Некрасу переправа через реку, никто не спросил, никто даже не обмолвился о том, но здесь и без сети звуков было ясно: многие подумали о том, чтó это кудесник забыл на берегу, где венны испокон веков не селились?

Потом потянулся черный лес, но Некрас шел уверенно: в двух дневных переходах звучала на разные лады проезжая дорога, ведшая из самого Нарлака на Восходные побережья. Сейчас на пути было глухо, но дорога помнила о том, что было совсем, по сути, недавно, и вместо торговых обозов странствовало по ней из конца в конец, с легкостью преодолевая леса и горы, их разноголосое эхо.

Здесь ему выпала доля: нарлакский обоз из двадцати повозок направлялся в страну манов. На обычных купцов обозники не походили — уж больно соблюдали порядок: выставляли стражу на ночь, старшего слушали как родную мать и вовсе мало говорили о своем торговом промысле — а ведь о нем-то купчанины более всего горазды беседовать! Некрас не спрашивал ни о чем, слушал только да изредка отвечал на вопросы: один из нарлакцев по имени Ригард разумел сольвеннскую речь, а речь веннская и сольвеннская вельми похожи были, не успели столь же размежеваться, сколь и народы. Кудесник успел рассказать о том, как мергейты нагрянули и каково им в веннском краю пришлось.

Ригард потом растолковал все своему старшине. Тот в светло-рыжую бородищу свою ухмыльнулся, видно остался доволен. А откликались люди эти отнюдь не на те звуки, что обычно торговцам присущи, — Некрас эти звуки незаметно из дуды своей кудесной извлекал да слушал, как отзовется. Сорок и еще двое из тех, что с обозом шли, были ратники или старшины ратные, только истинное ремесло свое зачем-то укрывали. То есть зачем укрывали — это Некрас вполне уяснил себе: кому из разумных людей блажь такая взбредет, чтобы в оружии во вражеских землях расхаживать и думать, что тебя не тронут и не приметят? А вот что хотели, то было неизвестно: из того, что Некрас по пути слышал, все ясно было, каковы собой мергейты-степняки и чего от них ожидать, так что, к чему нарлакцам целый отряд понадобился в такой дали, было невнятно.

Другие два десятка и еще четверо все же более походили на купцов. Не на купцов даже, а на тех, кто сам торг в лавке ведет или за товаром ездит по приказу купца, — Некрас не знал, что такой человек приказчиком называется. Только и эти скрытничали, а старшего своего пуще нарлакских ратников слушались. Ригард говорил, посмеиваясь, что за товаром, дескать, едут, да таким, что война не война, а всегда нужен и деньги немалые сулит. За тем товаром едут, а заодно и их, честных купцов, провожают.

Те, с кем ехал Ригард — служилые воины нарлакские, — везли с собой ткани да украшения всяческие, цену коим Некрас не знал. Впрочем, ему не до того было. Он смекал, где бы ему от нарлакцев отстать, потому как навряд ли мергейты, с коими по пути всенепременно повстречаться придется, не ведают о том, с кем их воеводы войну теперь ведут. А ну как признают в Некрасе венна? Некрас не столь самих мергейтов страшился, сколь опасался, что его же попутчики его и продадут. Скажут: «Вот, держите, венн вам в полон, а нас за то отпустите».

Но покуда боги к нему благосклонны были и от сил враждебных берегли. Лес поредел скоро, и потянулась степь с травою, высокой и жесткой. К такой траве кони степняков не привыкли, оттого и мергейтов здесь не было. Край этот всегда пустынен был, а сейчас и вовсе обезлюдел.

Так и проехал он с нарлакцами до земель манов, до самой их границы.

Земля эта была для Некраса столь нова, что он не смог быстро разобраться в том, какова ее природа и как здесь надлежит общаться со звуками. На первый взгляд, по сравнению с лесами веннов, с полноводной речистой Светынью, было здесь голо, глухо и пусто. Реки появлялись неведомо откуда и пропадали неведомо куда. Озера кочевали с места на место. Жизнь влачилась вслед за водой, оставляя на покинутых внезапно местах окаменелые следы. Здесь властвовали камень, песок и пыль. Там, дальше на восход, куда двинулись нарлакцы, ближе к морю земля эта становилась иной: там были быстрые реки, вододержи и ручьи, сотворенные человеком, большие огороды и зеленые кусты с полупрозрачными ягодами, зачем-то возделываемые с особой любовью, небольшие, но родящие дважды в год поля, а по склонам ближних гор — пажити.

Кое-что об этом Некрас услышал сам, ловя и различая звуки с дальних рубежей, что-то рассказал старик караванщик. Но от края, где сейчас очутился Некрас, до той части страны манов было добрых пятнадцать сотен верст. И туда, к берегам едва слышимого отсюда великого водного простора, ему вовсе не было нужно. Горы, по дорогам коих лежал его путь, дыбились на полдень и закат, но даже громовые их вершины еще не были видны отселе.