Юлия Бажова - Сети

Да уж… Имандра каталась бы от хохота, узнав, что он из кустов подглядывает за голой девчонкой и пускает слюни и бесится оттого, что она ему не достанется. Она ему не достанется. А ей сейчас – ох как достанется!

Морган заставил себя вернуться в лагерь. Пламя почти погасло, и он принялся спешно возрождать его сучьями и сосновыми шишками. Марго появилась минут через десять. Она еле волокла ноги, но посвежевшая мордашка светилась от удовольствия. Морган поднялся ей навстречу.

– У тебя вообще мозги в башке есть? Октябрь на носу. Сейчас же садись, грейся! – Он бросил ей плащ и вернулся к своему занятию – обмазыванию рыбины глиной.

Изящно подобрав юбки, девушка опустилась на бревнышко, которое он для нее приготовил, и надула губки.

– Ой, форелька! Как ты поймал ее без сачка?

Морган слегка ошалел от резко сменившей обиду радости – чистой и прозрачной, как горный родник. Форелька так форелька. Он скромно выслушал восхищения своими рыбачьими талантами, мысленно записал очко на свой счет: щука сыграла в пользу его легенды. А после продолжил выволочку, припугнув Марго последствиями переохлаждения – воспалением легких и придатков: в первом случае она рискует умереть мучительной смертью, а во втором – потерять дар деторождения.

– Я не боюсь холода, – со спокойным достоинством возразила девушка. – В источниках возле нашего монастыря очень холодная вода. Она не прогревается даже летом, в жару. Я купаюсь там с детства. А на мертвом материке я обливалась холодной водой, стоя на снегу. Иштван говорил, переохлаждения не наступит, если соблюдать принцип равновесия противоположностей – после холода принять такое же количество тепла.

Брови Моргана приподнялись. Ну, малявка отжигает. Не поспоришь. Особенно учитывая, что то же самое утверждает и Хара; все целители в той или иной степени помешаны на принципе равновесия.

– Почему ты сбежала? Неизвестно с кем. Неизвестно куда. С тобой плохо обращались? – Быть может, зайдя с другого боку, удастся больше узнать об Иштване. И о ней…

Марго потупила взгляд и начала кусать губы. Морган уловил в ее душе всполохи глубокой раны – словно дикий зверь ударил когтями, вырвав куски мяса и оставив на нежной коже ужасные кровавые борозды, – эта боль обожгла и его.

– Я… совершила тяжкий грех, – полушепотом выдохнула девушка после долгого молчания.

– Да ну? – Морган разгреб палкой угли и принялся укладывать рыбу на заранее приготовленный и разогревшийся уже песок. Хорошо, что полумрак скрадывает выражение лица. Девушка наверняка обиделась бы, заметив искорки смеха в его глазах. Самый тяжкий грех, который приходит на ум, глядя на нее, – это убийство комара. – И какой же?

– А что, не ясно?

– Нет.

Снова болезненное боязливое молчание. Следовало бы оставить ее в покое, сменить тему. Морган поступил наоборот:

– Если тебя что-то мучает, об этом нужно рассказать. Частенько проблема оказывается высосанной из пальца.

Напряжение резко натянулось струной. Девушка сидела не шевелясь. Ее дыхание замерло. А внутри, Морган чувствовал, ее трясет как в приступе лихорадки. Если сейчас не выговорится или не разрыдается, ее разорвет на куски. «ДА!»

– Огонь все сожжет, – пробормотал он.

Прерывистый вздох.

– Тот похмельный урод в таверне обозвал… попытался обозвать меня падшей… он почувствовал…

«Твой внутренний огонь, который ослепил и взбесил его».

– Так называют женщин те, кто их боится. А еще те, кого они не замечают. Ты сама только что назвала этого парня уродом. У других девушек его физиономия вызывает те же чувства. Вот он и ходит обиженный. Самый примитивный способ ощутить собственную значимость – это унизить ближнего. Иные и вовсе не начнут нормально общаться, пока не выльют на тебя ушат грязи. – «Или пока ты не выльешь ушат грязи на себя».

– Да, но Иштван тоже… Ведь он не женился на мне.

– Твое счастье. – Морган стряхнул с рук остатки глины. Котелка в седельной сумке не оказалось – непонятно, куда подевался, – и Морган поставил кружку с водой прямо на угли.

– Мне кажется… Я уверена… – Девушка сжалась в комочек, прикрыла плащом оголившийся полукруг нежной белой кожи. – У него была другая. Сначала, когда он только привез меня к себе, его отлучки были короткими – к ночи он возвращался. Он постоянно сетовал на то, что дела не позволяют нам проводить вместе столько времени, сколько бы хотелось. Потом стал пропадать по два-три дня. Однажды пообещал вернуться на третий день, а вернулся через две недели. Я так боялась, что с ним случилось что-то плохое… Ни одной ночи не спала. Выходила в темень и вслушивалась в вой бурана – вдруг раздастся скрип снега под ногами. Однажды, чтобы отвлечься от ужасных мыслей, я расчистила дорожку от дома до врат. А когда он вернулся… Он изругал меня и сказал, чтобы я никогда больше этого не делала. Последний год мы так и прожили. Две недели его нет, потом возвращается на пару дней и снова исчезает.

– Как он объяснял свои отлучки?

– Дела. А что там за дела… – Марго беспомощно пожала плечами. – Он никогда не отчитывался, где бывает. Он просто-напросто встретил другую женщину и ждал удобного случая, чтобы от меня избавиться. И этот случай подвернулся. Когда мы с ним… – Она замолкла и уставилась на свои пальцы, которые скатывали в трубочку краешек плаща. Моргана окатило хлынувшее от нее чувство вины и стыда. – Он понял, что я – подпорченный товар и не достойна его. Он не стал бы убивать меня из-за какой-то дурацкой побрякушки, ожерелье просто послужило поводом.

Игры девичьего воображения. Морган прекрасно знал их по сестрам. Подонок отлучался прокручивать какие-то мерзкие делишки. Избавиться от девчонки он мог в любой момент, без всяких поводов. Проклятье! Она все еще по нему вздыхает. Появись он, скажи, что произошла нелепая ошибка, – и бросится ему на шею. Нужно ей объяснить. Простыми, понятыми словами, которые не вызовут недоумения и подозрений.

– Малыш, – позвал он мягко, – послушай меня внимательно.

Девушка застенчиво выпрямилась. В колеблющемся свете костра ее личико выглядело совсем печальным, а глаза поблескивали и часто-часто моргали.

– Твое ожерелье – не дурацкая побрякушка. Мне знакомы эти обереги. Они смертельно опасны. Прости, что напугал тебя, заставив его снять. Жемчужная нить, а вовсе не нараки, со временем бы высосала твою жизненную силу, чтобы потом отдать ее Иштвану. Нараки – это мотыльки. Безобидные ночные мотыльки, и они на Ледяшке не водятся. Иштван придумал птицепауков, чтобы заставить тебя носить ожерелье. Он тебе лгал.

Марго уткнулась взглядом в огонь и впала в молчаливое оцепенение. Морган не мог понять, верит она ему или нет. Если ее не дернуть, так и будет молчать, глотать слезы.